«Алиса» отмывала деньги партии

Петр Самойлов, группа «АЛИСА»

УББ: — Дети Фрэнка Заппы участвовали в шоу-бизнесе папы: по рисунку 8 летней Дивы создали майку «Солнечный монстр», а Мун в 20 лет сделала пару маек с рисунками мертвых птичек. Майки включены в каталог фирмы. Чьи дети участвуют в клипах АЛИСЫ?

П. С.: — Костя Машку снял в «Белой невесте», но монтаж клипа задерживается из-за сломанной ноги режиссера. А «Паскуду» снимали в Уфе — мы летали туда на два дня, один день играли концерт. Клип — идея и инициатива уфимцев, они нашли спонсора, который сфинансировал КЛИП.

УББ: — Нет пророка не то что в отечестве — даже в городе своем -когда-то из Уфы изгнали Шевчука, теперь снимают клип АЛИСЕ…

П. С.: — Это исключительно личные отношения: с кем-то Шевчук поссорился и — все.
УББ: — Ты хочешь сказать, что отношение к Шевчуку нельзя рассматривать как отношение к року вообще?

П. С.: — Нет, конечно нет. К року было одно отношение на определенном этапе — идеологическое, просто выработали одну, официальную точку зрения на это дело и — вперед. Ты на кухне мог говорить все что угодно и вся страна сидела и травила — от низов до самых до верхушек. Всеобщий бардак и сочинение анекдотов. Вот так.

А сниматься в клипах как тяжело. Клип «Мама, я атеист» снимался в конце сентября в Москве. Ужасные холода уже стояли, совершенно промозглая погода, а мы, все намазанные белым, стоим на крыше под ветром и ждем когда сквозь тучи проглянет нужное режиссеру солнце! Весь день на крыше, без чая! Какой чай!

Я напоминал трупака под страшным слоем белого! И эта дребезжащая лестница! Да ладно на крыше, да хрен с ним с ветром, но этот во-о-от такой слой белого на коже, на волосах и даже на ладошках, слой, который нельзя смыть, а можно только содрать, да и потом — это ж ни сесть и спиной никуда не прислониться и руки не согнуть — все же коркой покрыто и пачкается! И мы уже синие под слоем белого от холода!

На второй день мы на эту крышу как на Голгофу поднимались…
А через месяц приходит этот парень — Макс — и говорит: «Надо доснять». А это уже конец октября… Опять на крышу — голыми по пояс, извините? И мы ему сказали: «Да ты с ума сошел? Даже если платишь, на крышу мы не полезем.» И ему пришлось изгаляться из того что было…

УББ: — Только что закончился концерт… Скажи, Петя, у вас нет привычки собираться после концерта, обсуждать?

П. С.: — Так мы и собираемся -сразу после концерта (дело происходило уже в гостинице); хотя и так все понятно.

УББ: — Констатируется плохой звук и все расходятся?

П. С.: — Дак и так ясно, просто уточняются нюансы и что нужно сделать, чтобы плохой звук порушить; другое дело что идет игра в одни ворота — техник говорит, что нужно купить то-то и то-то, чтобы все было лучше, а музыкант тянет в свою сторону и говорит, что ни фига это ему не надо, а надо чтобы нужник был хороший: будет хороший аппарат, а нужник развалится и никуда не сходить.

УББ: — Петя, почему на «Черной метке» голос такой заваленный, звук какой-то невообразимый?

П. С.: — Это делал немец! Альбом сводился в Германии немецким оператором. На сведение ездил Костя и наш звукооператор. Понятно что общения не было, ну переводчик — да, но нюансов все равно не перевести, но им это не нужно было!

Мы пустились в эксперимент с целью выяснить — как фирменный звукорежиссер воспринимает это дело. Это на самом деле был просто большой беспредел и он отнесся к голосу как к инструменту, как это принято во всем цивилизованном мире.

Другой разговор — нужно ли так было делать! И на выходе мы получаем дело, в котором непонятно о чем идет речь! Если б мы делали дело здесь мы все-таки вывели бы голос на первый план, чтоб было понятно о чем речь-то идет…

Поэзия — дело достаточно сложное. Есть привычные какие-то вещи — когда играет попса — голос, действительно, можно задвинуть, потому что зная первое слово ты уже знаешь какое будет следующее и наверняка угадаешь третье — потому что с первого слова ты уже знаешь рифму. «Ты — морячка, я — моряк». А в сложном образе, который рисуют достойные группы, бывают неожиданные сочетания слов…

Очень дорого обошелся нам этот альбом, но опыт хороший, интересный.
Дело еще и в том, что в Москве сейчас дороже производить пластинку чем в Германии. Немец был нанят, ему заплатили большие деньги (по его понятиям это, конечно, нормальные деньги) ион педантично выполнял свою работу, то есть по инженерной части к нему вообще не может быть никаких претензий: точен, педантичен, аккуратен, а две ошибки были допущены нашими людьми, а не немцем и когда они послушали, то сразу сказали: «Что-то здесь не то…

А ну это ж мы!» Хотя если посчитать, то мы заплатили те же самые деньги, что отдали бы здесь, но там мы за эти же деньги получили опыт. И с музыкальной точки зрения мы теперь знаем что достаточно сделать чтобы получить нормальный альбом: не нужно много париться, достаточно записать все как есть и отдать немцу — он все сделает правильно.

УББ: — Во время предыдущего визита в Ростов вы играли с Боровом, что заметно утяжелило звучание АЛИСЫ. Это сотрудничество было разовым?

П. С.: — Это как бы проба была. Концертная, а на альбоме Боров, практически, не играл.

Мы не потому утяжелились, что Боров пришел, а Боров пришел потому что мы утяжелились. Ему нашлось место в такой музыке и по имиджу он и воткнулся, нос Боровом очень тяжело работать. Мне с Боровом было безумно тяжело, мы даже с Андрюхой начали ругаться: на какой стороне он должен стоять на сцене! На последнем концерте я все-таки решил спихнуть Борова на другой край сцены…

Приходит Андрюха и спрашивает: «Вы куда это комбик тащите?» Я ему объясняю: «Андрюха, ну сколько я рядом с ним отработал, ты хоть разок потерпи». «Не-е-ет» — кричит Андрюха и — ни в какую! Тяжело было с Боровом — он же ничего не помнит. ничего не запоминает, все время спрашивал в какой тональности играть, с чего начинаем и какой мотивчик…
Но он фактурный такой, интересный…
(Неведомо как, но речь заходит о родителе Петра — прим. УББ)

П. С. — Работа барабанщика — это тяжелый физический труд и папанька вышивал будьте здрасьте как! Но я барабанщиком не стал и систематического музыкального образования не имею, так один год музыкальной, плюс общеобразовательная школа и армия. А папашка играл с Эдитой Пьехой, с Ванштейном, с Лундстремом, он преподавал в музыкальном училище… Сейчас собак разводит…

Если вы помните картину Карла Брюллова «Всадница», то знаете, наверное, что картина эта еще называется «Графиня Самойлова с приемной дочерью», так вот моя бабушка по материнской линии приходится ей — графине на лошади — внучкой. Специально я не ковырялся — мне было неинтересно — и единственное, что мне успели рассказать родственники, что графиня Самойлова и моя покойная бабушка жили в собственном 6-ти этажном доме около Витебского вокзала. Это был доходный дом. они занимали этаж, а все остальное сдавали студентам.

Пришла революция — им, разумеется, оставили этаж; ближе к войне у них осталась уже коммуналка. И всю блокаду они прожили на хлебе с маслом. Все, что у них было — ахнуло в блокаду, а до того они были очень богатыми людьми. А какое громадное имение они имели!

До сих пор оно есть на гравюрах, в рисунках и воспоминаниях. Это из того, что им оставили после покушения на Павла. После покушения Самойловы попали в опалу.
А Брюллову была оказана честь рисовать графиню Самойлову. Она была очень красивой женщиной и многие за ней ухаживали. Наверное, Брюлов был в их числе. Шпенделем — года четыре мне было — я видел свою графиню-бабушку и я ее запомнил на всю жизнь — она прожигала взглядом насквозь! Мне стало не по себе страшно — старая, лет 90, с клюкой и жжет насквозь! Она прожгла и молча, ничего не сказав, ушла.

У нас очень интересный коллектив — был Масик — светом занимался. надпись «Алиса» придумал и вообще многими вещами в группе занимался — такой Столыпин — как раз из тех самых Столыпиных и происходит. И мы часто обращались друг к другу: «Граф, какая сегодня погода?»
Костя имеет прямое отношение только к Кинчеву. потому что Панфилов — отец Кости — приемный сын Панфилова — так что просто фамилия передалась и все. А так он, конечно, Кинчев — в нем ровно четверть болгарской крови. Болгарский революционер-коммунист, бежавший от фашистского режима и попавший в еще худший режим -сгнил в Магадане и все… Авантюрист, да — бежал-то аж через Турцию.

УББ: — А Нефедов и Шунаков?
П. С.: — Я подозреваю, что это люди наполовину недавно вышедшие из деревни.

А у нас, у Самойловых, как позже выяснилось, чуть ли не в каждом поколении — актер, музыкант, артист, но ни коммерсантов, ни заводчиков в роду не водилось, хотя деньги-то были, просто этим не интересовались. Как и все дворяне, которые занимались либо политикой, либо искусством.

Кстати, Самойловы очень быстро отпустили крепостных, они не были помещиками и потом если ты хотел иметь политический вес в Европе, то ты должен был отпустить людей на свободу. Рабовладельцы в Европе не ценились, а Самойловых, к тому же, интересовали такие вещи как покушение на царя.
(Тут по ТВ начинают показывать такую порно-сцену, что УББ от неожиданности и девического смущения задает вопрос о музыкальных пристрастиях.)

П. С.: — Честно говоря, мне нравится вся музыка, единственное чего я не терплю, так это плохого, безобразного исполнения классических произведений, когда играют сыро, неритмично. А дома у меня полная неразбериха и каша из кассет, наших болванок, концертных записей, вдруг ни с того ни с сего — Питер Габриэль попадается, а то вдруг натыкаешься на музицирования моего сына пятилетнего: «Летела муха — тра-та-там» — сочиняет он и все это начинает забивать поверх чего-то музыкального…
Впрочем, я предпочитаю слушать радио — у нас шесть FM — выбор бешеный! А вообще я не меломан, у меня нет конкретной любви к кому-то о ком я бы все-все знал и все собирал. А если бы мне сейчас случилось заняться собиранием, то я, скорее всего БИТЛЗ бы собирал.

Но у нас столько работы, что послушать музыку толком некогда. Помимо репетиций много побочных дел, которые мы на себя взвалили. Про рыбалку я только рассказывать могу: три года как перестал ездить на рыбалку! Но самую большую, из тех что у нас водится я, конечно, поймал. Лещ у меня случился — 3 кг 400 граммов. Вам это нелегко понять — у вас-то рыба — мощные, южные, громадные звери! Но у нас же таких нет!

УББ: — «Черная метка» — самый мрачный из ваших альбомов…
П. С.: — Ну так он же посвящен Чуме…

УББ: — Как-то Костя с казал, что на Чумичкина слишком повлияло учение Дона Хуана…
П. С.: — Он читал, конечно, но не думаю, чтобы это так уж сильно повлияло — такой замороки у него не было. Дело в том, что у некоторых эксперименты с наркотиками заканчиваются, практически, не начинаясь, а некоторых приводят к тому самому печальному концу. И тогда либо ты сам почувствовал это и прыгнул в окошко от тоски, либо тебя сгубила болезнь. И уже не важно — передозировка произошла или недозировка… Суть эксперимента: если человек начинает дружить с наркотиками, то они его убивают. Запросто в окошко можно выскочить и с похмелья. Чума не был наркома ном, а пил — не больше других…
В ожидании стихов тоже может быть причина кроется.
УББ: — Модная сейчас теория суицида в крови…
П. С.: — Нет такого, чтобы человек родился с программой умереть. Природа таких программ не создала!

УББ: — Но разве жизнь в основе своей не трагична — смерть-то все-таки наступает — через какой-то отрезок от рождения?

П. С.: — А если человек воспринимает жизнь как праздник, даже в тюрьме? Как тогда? Я допускаю, что когда голых людей вели в Майданеке в газовые печи – находился в шеренге тот, кто приплясывал и веселился. И напротив — есть на десять тысяч или на пять миллионов один такой, который при всеобщем благополучии и счастье берет и прыгает в окно. И деньги у него есть и девки любят и дома его любят, а он… Клин Блинтон! (ругается Петр потому что в дверь стучат и просят автограф. Приходится задать вопрос о славе — УББ).

К славе я отношусь по-разному: когда сижу у себя на даче в деревне месяц-другой, а потом приезжаю в город и никто не звонит, а потом вдруг раз — первый звонок — это очень приятно — помнят поклонники — не забыли — значит нужен… А когда ездишь на гастроли и к тебе начинают плотно приставать — надоедает. Или звонят в три часа ночи и приглашают приехать оттянуться, потому что им хорошо… Но я-то сплю!

Очень мало людей, которые относятся серьезно, с пониманием. Один только раз — давно уже — в Свердловске в гостиничный номер нам позвонила бабушка — она не могла прийти на наш концерт, потому что шумно и не по возрасту ей. А записи у нее все наши есть. 60 лет бабушке! Я стал спрашивать и выяснил, что у нее есть, действительно все и даже вещи, о существовании которых я сам давно забыл! Она поздравила нас с 1 Мая…

Вот такой Блин Клинтон! А есть совсем без башни, которые расписывают тебе парадное, а потом соседи требуют, чтобы я все поубирал!

Но единственное что — пока эта музыка кормит. Не могу сказать что одевает и жилья это не даст никогда, но кормит. Мы живем чуть получше наших родителей, потому ч то родителям нужно было думать как купить телевизор и несколько месяцев на него копить. А тут можно два месяца ни черта не делать и не получать, зато на третий получить столько, что купишь и телевизор и штаны и не очень дорогую шубу жене. А недавно — в 36 лет — я впервые сел за руль собственной машины — пришел гонорар за то что я когда-то мерз в Минске, записывал «206-ю» и я еще немного денег подзанял и купил машину.
УББ: — Правда ли оригинал «206-й» был потерян?

П. С.: — Темная история: никто не мог вспомнить, где находится мастер. Черт его знает где пылилась эта здоровенная километровая коробка. Наконец, вспомнили и нашли -даже не знаю где… Затем она долго лежала то ли у Константина, то ли у Славки.

Опять же, никто о ее судьбе не задумывался, а потом на этот товар нашелся покупатель и нам пришлось сесть и быстренько дописать четыре песенки из того времени, пришлось окунуться в ту атмосферу — помолодеть — это очень просто, самое сложное — повзрослеть. А вообще — очень большой вопрос — стал бы я ходить на концерты группы АЛИСА, если бы не играл в ней, ей богу!

УББ: — Музыка АЛИСЫ тебя не устраивает?

П. С.: — Не знаю, не знаю… Скорее всего я вообще ни на какие концерты не ходил бы. Вообще же хотелось бы делать акустические вещи: акустический бас есть, две гитарки, щеточками по барабанчику постучать…

УББ: — И делать такие вещи как «Одинокая лодка моя, рассекая волну плывет?»

П. С.: — Ну почему — у него по подсчетам песен 40 есть, которые хотелось бы сделать в акустике. Некоторые из них — пять или шесть — вышли в электричестве, но хотелось бы сделать в акустической версии. Но 35-то никогда не выходило — это две программы — некоторые были играны на акустических концертах, а некоторые — никогда.

УББ: — Петя, как ты это видишь? АЛИСА утяжелилась, металлизировалась..

.
П. С.: — Ни фига там металлического нет: звук жесткий — да, но скорее это хард-рок, другое дело, что не классический хард-рок, но жмем мы как хард.
УББ: — То есть будет существовать два проекта: лирический-акустический и хардовый-алисовый?

П. С.: — Конечно! Причем, два акустических: один будет называться «русский альбом» и будет очень простой — на трех аккордах, которые можно сидеть и петь и там будут известные и неизвестные песни и будет лирический альбом, более усложненный, потому что песни писались на большом протяжении времени — лет десять он потратил на эти песни и потому и по музыке сюда войдет все — on пробовал в одном стиле играть, потом в другом — смесь — джаз, фанк, босанова в конце-концов — он будет красивый и мелодичный, со всякими штучками…

УББ: — Почему все-таки вы не стали бы слушать АЛИСУ, если бы не играли в ней?
П. С.: — Может быть не стал бы. Первый раз я увидел АЛИСУ на фестивале. Был Шаталин, Паша Кондратенко, Мишка, Задерий, Костя только что приехал. Ребят-то я знал и до Кинчева, в группе пел. только она называлась МАГИЯ. Скоро я из группы свалил: проект не представлял интереса и скоро сдох: текст какой-то замороченный, написал его десятиклассник какой-то… меня это не прельщало… для меня это была хорошая практика, но не смысл жизни. Но то как программу сделал Костя мне понравилось — по сути это была почти «Энергия». Все было необычно — новый человек, новое пение и размалеван Костя был так, как никто не размалевывался — это производило впечатление. Я снова стал играть в группе.
Музыка была, конечно, сырой. Там играл АКВАРИУМ, который и тогда и сейчас играют лучше нас, но все равно мы попали по башке — потому что была работа со словом, а привыкли-то мы к чему? К Макаревичу.

Привыкли к Гребенщикову даже, знали и любили Майка, Цоя как такового еще не было. ну а все остальное… ВОСКРЕСЕНЬЕ, естественно, знали — известная команда. Рекшан — не знаю… А тут глядишь — и подача какая-другая… Вот РОССИЯНЕ могли бы иметь рОковую нишу в Петербурге, но, поскольку, пропал Ордановский, эту роковую нишу в Питере заняли мы. Ведь АКВАРИУМ — спокойная музыка для, якобы, интеллектуалов. У Майка музыка рок-н-ролльная и понятная — от подворотен до дворцов…

А наша музыка оказалась коммерческой потому что мы как раз в середину влепились: нас начала слушать и подворотня, но не вся и не до конца, и до дворцов мы не доросли, но, по крайней мере квартиры с каминами нас стали слушать. Таким образом нас стали слушать и люди из новостроек и люди из старых домов.

УББ: Общаетесь ли вы с Костей помимо работы?
П. С.: — Кот в Москве, я — в Питере, так что общаемся по телефону, а в последнее время и не звоним, потому что и так все ясно. В свое время он у меня пол года на полу прожил не выходя из дома — больше жить было негде. Так я еще ко всему прочему — Кинчев-то у меня уже был — я еще взял и женился! Так и жили втроем. Моя жена до сих пор его не очень-то любит — скажем так.
УББ: — Это был буйный период?
П. С.: — Ну разумеется!

УББ: — Здесь очень тихо, а обычно же гастроли АЛИСЫ сопровождал «флер» всего…
П. С.: — Когда как ее — вожжа — под хвост попадала — да. Шесть-восемь человек начинали бузить одновременно и гостиницы, конечно, тряслись. Теперь редко когда «буза» нападает на всех сразу: ну один кто-то — кому звезды встали в обратку и вот он поэтому треснул… Да, теперь этого, практически, не бывает: денег хватает, но нет ни времени, ни сил.

УББ: — Остепенились или «седина — в голову, бес — в ребро» и все еще впереди?
П. С.: — Что впереди я вижу ясно, по крайней мере, на три месяца вперед и нет там ни минуты свободной для того чтобы поваляться на диване. Уже нет даже разговоров о том, чтобы праздно проводить время: надо успевать многое делать -не хочется потерять остатки былой популярности — скажем так.

А ее нужно культивировать и что-то новое делать: на скандале можно прожить три-пять лет, а далеко на нем не уедешь. Забывают. Ну обыватель вспомнит, что он что-то скандальное слышал — АЛИСА! А есть категория людей, которые либо прийдут на концерт, но не смогут купить пластинку, либо послушают пластинку и не пойдут на концерт.
А для того, чтобы попадать в ящик нужно иметь либо много денег, либо делать те вещи, которые просто невозможно не поставить в ящик, за которые не ты, а тебе платят, когда их берут. Сейчас у нас, по-моему, нет тех, кому платят.

УББ: — Программа «А», показав АЛИСУ…

П. С.: — Нет, тут другое: это плановая работа — им надо что-то снимать, чтобы продержаться и они снимают. И у этих ребят много проблем. Это достаточно демократичная программа, которая снимает всех и это единственная программа, которая снимает живой звук. Это очень хорошо, в этом они молодцы.
У нас бедная и несчастная эстрада (даже при наличии богатых людей) — она же не может позволить себе живые концерты выставлять! Живые концерты выставлялись исключительно из Колонного зала Дворца съездов, где старенький оркестр со смычками, где известные артисты и даже в меру опальные типа Магомаева, оперные певцы или же романсы или же «широка», понимаете ли, «страна моя родная».

Ведь было 69 версий этой песни! 69! И они были все записаны с музыкантами! «Много в ней» — понимаешь ли — «лесов, полей»… И человек вольно дышит!

УББ: — Ну если у нас было 37 Армавиров…

П. С.: — Так нет — этоозначает, что он — гениальный человек — ведь он одной песнейделал зарплату музыкантам как минимум надва месяца! В день версию же невозможно записать, к тому же есть еще выходные!
Ну что еще было — березки-декорации — их снимали в «Голубом огоньке» и «Кабачок 12 стульев», где все это мило обстебывалось… И до сих пор — все, что снимается, все эти клипы — это неживая работа. Это сначала сыграно, сделано, а потом уже снято. И первый кто начал серьезно что-то делать — это «Программа «А», за что ей честь и хвала.

УББ: — В «Кафе «Обломов» тоже как-то показывали клип АЛИСЫ. Как в этой программе, по-твоему происходит отбор?

П. С.: — Тот, кто показывает наш клип не спрашивая на то разрешения — делает очень благое дело; тот кто спрашивает разрешения на показ клипа… да такого человека просто нет! А если бы он был, тогда я бы сказал, что он сверхкорректный человек! А если бы нашелся человек, который не пожалел бы немного денег для музыкантов, тогда я сказал бы, что это нормальный человек! Да, существуют до сих пор нормативы, по которым должны выплачиваться авторские и в любое время можно заявить права и, поскольку мы живем в бесправном государстве, — выколотить эти бабки, но нам-то это не надо.
УББ: — Существует теория, по которой Луна — есть эгрегор; случайна ли поэтому строчка «когда кончаешь на суке-Луне»? Луна даже в названии вашего альбома присутствует: «Для тех, кто свалился с Луны».

П. С.: — Если вам приходилось читать «Колыбель для кошки» Воннегута, то вы должны помнить, что там идет речь не о ядерной войне, а о том, что будет после. Боконизм подводит к мысли о том, что наука в конце-концов придумает вещь, которая будет еще жутчей!

Конечно это иносказание, но я стал думать, что должна же существовать такая вещь. И тут я напоролся на интересный матерьяльчик: оказывается, существуют расчеты… знаете, я не хочу как Паук гнать, вот, мол, конец света, людей едят!… Конечно едят, причем существует масса рецептов как сделать мясо человека наиболее вкусным и ритуалы поедания… И я могу рассказать, потому что от каменного века до нашего — один шаг! Но не о том сейчас речь. Оказывается есть расчеты по которым можно свалить Луну на Землю.

И для Земли этого будет уже вполне достаточно, то есть для бактерий, которые вместе с водой вырвутся в атмосферу, в космос. Какие-то цисты притянутся к Земле обратно, то есть жизнь не прервется и, возможно, будет существовать в форме бактерий, снова пройдут века эволюции, но эти конкретные расчеты говорят, что Луны не станет и кончать уже будет не на чем. Ведь если собрать запас ядерного оружия, еще что-нибудь прикупить, что-то чуть-чуть доделать, то уже сегодня реально сорвать Луну с ее орбиты.
УББ: — АЛИСА сменила бессменного продюсера Алика Тимошенко?
П. С.: — Тимошенко — личность интересная. Вы знаете, что песня такая была: «Детский лагерь Саласпилс, кто увидел не забудет»? То что Тимошенко сделал на этой песне квартиру — это, как бы, все знают, а то что он — автор этой песни — ставят под сомнение: говорят, что была история и были какие-то другие люди, но это ж как обычно — про Шолохова тоже так говорят, но он от этого Шолоховым быть не перестает, а «Тихий Дон» — «Тихим Доном» — правда? Вот и Тимошенко придумал: «На гранитную плиту, положи свою конфету, он. как ты ребенком был и как ты он их любил»…

Да, это песня тех времен, когда несли: «Только маки, маки, голубые маки»… Я чего гитару-то в руки взял — когда видишь как кто-то в шляпе с широкими полями поет: «Голубые маки как твои глаза», а девчонки вокруг визжат! Я думаю, блин, ну как же так — я же тоже так хочу!

И началось: «Папа, купи гитару, а?» Папа говорит: вот тебе гитара (Петр смачно сворачивает кукиш — УББ) Ты музыкой заниматься не будешь!.. Все-таки папа купил мне гитару — в 14 лет! Примерно тогда же он и ушел из нашей чудной семьи… Я думаю, что ему не плохо…
А я поставил перед собой самоучители: итальянский, испанский и стал подбирать аккорды — сообразил, что без аккордов песни не получится. Подобрал свои первые 5 аккордов.
Потом оказалось, что именно эти-то аккорды и существуют на белом свете. Другие три аккорда мне показали в школе. Потом я заполучил ломовой джазовый самоучитель и исписал все, абсолютно все стенки в доме схемами работы на гитаре. Всем, кто начинает, я весьма рекомендую джазовый самоучитель.

Кинчев это отвергает, говорит: «Не надо, не надо!» Нет! Надо, надо!
Потом только я взял в руки бас — ведь я на басу-то играю всего-навсего с 86 года и до сих пор понятия не имею, ну просто хрен его знает — как играть на бас-гитаре. И до меня и после меня будут люди, которые играют на бас-гитаре лучше меня на порядок, а некоторые даже и на два порядка и, поскольку я не вхожу не в сотню и не в тысячу, то хорошо бы входить в десятку, скажем «Десять тысяч лучших басистов планеты», а? Это было бы круто! Все-таки я себя считаю достойным войти в эту десятку планеты!

УББ: — Приходилось читать, что на ваши концерты в Греции пришло два или три человека…

П. С.: — Почему два или три? Человек десять пришло. Но мы же и не играли!
УББ: — Вы что по предоплате работали?

П. С.: — В Греции вообще не было речи об оплате. Нам выдали билеты, паспорта, мы сели в самолет и нам сказали, что мы играем в Салониках и в Афинах. В самолете мы, конечно, треснули — хорошо было — небо, летим в теплую страну и еще мы ржали, просто хохотали до упаду — нам дали кучу денег и сказали, что ничего делать не надо — только жить в прекрасном отеле и купаться в море. Шикарная жизнь, мы с такими деньгами чувствовали себя просто нуворишами. Еда, пиво -балдей как угодно! Мы отмывали партийные деньги — какой разговор!

УББ: — Коммунистической партии?

П. С.: — Ну а какой же еще? Мы, АРИЯ и ВОПЛИ ВИДОПЛЯСОВА. В то, что мы отмываем деньги партии, мы врубились только на обратном пути, до этого мы думали, что такую херню придумал какой-то идиот! Какой-то идиот! Дают бабки и говорят что ничего абсолютно ничего делать не надо. Ну даете бабки — хорошо. Только потом мы врубились, что этот человек отнюдь не идиот. Он-то отмыл приличную сумму — одна аренда современного стадиона на 80 тысяч человек, который так и простоял пустой — стоит огромного, неимоверного, просто бешеного количества бабок! Ну и мы получили, разумеется.

И греческие коммунисты выставили нам длинный-предлинный, уставленный всем, чем только можно, стол…

13.2.95.
Видео-интервью УББ: ЛЮСЯ АНДРЕЙЧЕНКО, ГАЛИНА ПИЛИПЕНКО
«Ура! Бум-бум» (Ростов-на-Дону) № 11/1994