|
 Руки вспотели от девяти монеток, к остановке медленно подъехал
душный пыхтящий автобус. Руки оставили теплые и влажные монетки и пошли.
В автобусе я всегда хожу руками. Не успел я только присесть к окну, на
кресло как мы тронулись, тело подалось вперед и получилось, что я как
бы поцеловал, коснулся губами, железный поручень почти зубами ударил
его.
Вроде бы ничего особенного не случилось. Во рту набиралась слюна и мне
нужно было срочно ее выплюнуть. Сделать этого я не мог, потому что рядом
сидела огромная женщина, которая как раз смотрела в окно, рассказать ей
о том, что мне пришло в голову после столкновения с этим поручнем тоже
не мог, да и вряд ли бы это сделал.
Когда кто-то видит в своем супе волос он брезгливо убирает его быстро;
мне не страшно вообще было бы съесть суп, откуда вынут волос, только
если бы мне сказали после что он там был.
Сейчас было все по-другому.
Я ехал молча, надеялся на жару, как будто слюна, благодаря ей выйдет
потом. Но нет, она наливалась в красной пещерке моего рта. Уже пять
остановок подряд я думал вот о чем.
Вряд ли эти поручни когда – нибудь протирают чем-то хлоркой, например, и даже если их протирают хлоркой, она сейчас у меня во рту. Те, кто их проектировал, продумывали случаи, когда кто-нибудь, например дети, будут их облизывать, все ли, с ними, будет в порядке?
Но больше всего я думал о том кусочке металла, который я лизнул: ведь на нем остались руки, следы отпечатки пальцев, отпечатки действий тех, кто держался за него.
Вот отец заплетает своей дочери косу, чтобы отвести ее в школу перед
этим он может, засыпал порох в патроны, если он охотник или мыл посуду
без моющего средства.
Кто-то давал своими мокрыми от пота и страха руками взятку в один
миллион рублей, за какое нибудь грязное дело, и пересчитывал, тер купюры по нескольку раз.
Кто-то дал пощечину жене и не одну и обзывал ее как-нибудь грязно и
изменил ей может-быть до этого и не мыл, он не мыл руки.
Кто-то может, натирал пятки пемзой, а потом кто-то чистил окуня этими
руками и к бабушке этих окуней отвез, пусть даже кто-то в святой воде
крестил малыша, все эти действия сейчас растворились у меня во рту.
Уже 18 минут не давали покоя.
Дело не только в брезгливости. Обернувшись направо, я понял, что на месте женщины сидит уже кто-то другой.
— Извините — сказал я человеку. И вышел. Я очень пожалел о том, что
оказался на 5 остановок дальше от той, на которой нужно было выходить
|
