ТАТЬЯНА СУХОРУКОВА. ВЫСТАВКА АЛЬБЕРТА ПОГОРЕЛКИНА
ВЫСТАВКА АЛЬБЕРТА ПОГОРЕЛКИНА 07.04.2011 в галерее М, куратор — Лейли Асланова №1 Алик Промозглым ветреным вечером, в начале марта, когда последний неожиданный снег силился надеть покров на землю, уставшую от зимнего сна и стужи, Алик получил письмо. Оно белело в почтовом ящике, давно позабывшем о том, зачем он существует. В последние годы изрядно помятые боковины и дверца этого ящика по-сиротски молчаливо ожидали беспечного взгляда своего хозяина. Но тот был молод, нервически подвижен, часто исчезал из дому надолго…Одним словом, Алику было не до чтения корреспонденции. Ну какое, скажите,чтение, когда мир вокруг наполнен пульсацией звуков,красок, движений? Но это письмо Алик ждал!
Холодными негнущимися пальцами он извлек его из мрачных недр ящика на ружу. (Что такое «ружа»? – так, по крайней мере, Алик подумал, да тут же и забыл). Письмо было необычным, нездешним каким-то. Плотная, слегка лоснящаяся как у античного пергамента поверхность конверта имела бронзовый тон, подобный щекам девушки, едва тронутыми загаром. А еще, вообразите, ее украшали пятна сургучных поцелуев. Подобный конверт не мог быть разорван. Поработав ножницами, Алик извлек из него на белый свет сложенный чьими-то заботливыми руками лист бумаги. Слышали ли Вы как разносятся над венецианской лагуной, в дыму водяной пыли, звуки вагнеровского «Кольца Нибелунгов»? Вам приходилось слышать грохот африканских барабанов в воздухе летнего Парижа?Они полны тягучей бархатистости; в них плотность песков бесконечной Сахары; они подобны устрашающему взгляду старого вождя или стуку молодого сердца. Алик у тоже не приходилось. Но подобные торжествующие звуки наполнили его душу, когда он прочел текст письма. Все подтвердилось! №2 Другие Ираида Аникандровна, изящная старушка, коей Алик приходился внучатым племянником, давно наблюдала с восторженным испугом всплески аликиного творческого горения. Горение приходило неожиданно, но обязательно. Не имея, притом, никакого объяснения в виде давно умершего, гениально одаренного предка. Племянник же был ею любим, и Ираида Аникандровна с настойчивостью весенней капели стала искать. Около 363 дней ушло на кропотливость в архивах ради насаждения аликиного генеалогического древа. Соки в его стволе поднимались от земли, ветви зеленели в назначенную пору. Вот только крона была пустовата. Особенно пустынной она была слева, где явно недоставало одного побега. В сей пустынности пребывала (как показала поиски) Римма – дочь белого офицера, бежавшего за границу в 1919г. Это и был забытый предок Алика. Оказавшись, волею судеб, на острове Англия, далекая Римма вышла там замуж. И как будто даже счастливо, поскольку насладилась не только диковинной иноземной жизнью, но и рождением мальчика – первенца. Дальше простиралось море житейского сумрака, сквозь который брезжили увлечения уже выросшего мальчика – первенца искусством… Рожденная им дочь… Да мало ли….Завершало все девичье-бессознательное бегство дочери на родину предков, ее какая-то болезнь. На этом месте нить, нащупанная Ираидой Аникандровной обрывалась. Но она поняла, что нашла. К вечеру 374 дня, решительно измученная архивами, Ираида Аникандровна определила фамилию английского мальчика – первенца – Бекон. Нет, не так! Ни к еде, ни к философии, как Вы вероятно подумали,эта фамилия отношения не имела. И писалась Бэкон. Далее прояснились обстоятельства судьбы бедного Бэкона, судьбы его полотен в лучших галереях мира. Судьба эта докатилась до Алика, и он стал ее особым, почвенным, выражением. Дальний потомок одиозного английского модерниста все это время (даже в ту самую минуту, когда Вы читаете текст) среди нас. А теперь о главном. Если Вы поверили во все изложенные здесь обстоятельства — Вы тоже модернист и чуть-чуть потомок Бэкона. Искусство на стороне верящих. Достаточно вспомнить древних рамлян, поверивших в свою историю по версии Вергилия в «Энеиде». Или мифы московских концептуалистов о несуществующих героях. Поскольку мир и миф взаимосвязаны, герой нужен всегда. №3 Серьезно Алик Погорелкин не имеет родственников в далекой Англии, но что-то от Бэкона в его живописи есть. В экстатических сгустках краски, в хаотичных ритмах композиции. Ритмы и формы видятся автором чаще сверху, что придает его взгляду легкий налет философичности. Стилистически это язык, близкий к абстракции и экспрессии. В напряженно круглящихся беспредметных формах угадываются одинокие человеческие фигуры. Но персонажи безлики и пугают своей отчужденностью. В сюжетных композициях наивно обозначенные герои отчаянно одиноки и беззащитны.Биоморфные фантазии грубы и тяжеловесны. Колорит строится на открытых контрастах, либо на сложных перетеканиях густых и вязких лиловых, пурпурных, ядовито-желтых и зеленых тонов. Это живопись спонтанного жеста, выплеск внутренней темной энергии. Многое здесь случайно. Но, надо отдать должное, обладает цветовой гармонией и эффектностью. У Алика есть скульптурные опыты. В них биоморфная масса лишена образной конкретности, фактурно груба и примитивна. Вы сразу вспомните арт-брют, эстетику джанка, творчество Жана Дюбюффе, фигуры Сезара и даже «упаковки» Христо. Несомненно эклектичный язык нашего автора не нов. Знатоку современной культуры он вообще покажется ужасающей тавтологией. Правда, мне сказали, что Алик с данной культурой не знаком, альбомов не смотрит, в компьютере не читает (не имеет его вообще). Приходится признать, что код модернизма по-прежнему находит отклик в душах начинающих эстетов. Алика же следует за эклектику простить: как никак — родственник Бэкона. И пожелать творческих планов на сто лет вперед. Татьяна Сухорукова, искусствовед. More from my site |