В гостях у ДОЖДЯ Федор Бондарчук и Кирилл Серебренников

Говорят о «демоне» телевидения, зависти, а еще слушают песню Жени Любич.

Бондарчук: Мы вам подготовили песню.

Суханов: Сейчас? Давайте прямо сейчас с этого, с песни.

Бондарчук: Подождите.

Серебренников: Мы ж не можем. Если с песни начинать, чем заканчивать? Танцами на столе?

Бондарчук: А это точка.

Серебренников: Это уже как-то…

Суханов: Так с чего начнем? Все-таки я отдаюсь в руки режиссеров.

Серебренников: Нет, вы расскажите, чего мы здесь?

Суханов: Как чего? У нас сегодня день рождения.

Бондарчук: А это жестко.

Серебренников: Ну а как? Кто вы? Представьтесь. Серьезный вообще разговор.

Бондарчук: Это уже педагог вот сидит.

Суханов: Вот я, помните, друзья, вам говорил, что сейчас иду к двум VIP-персонам. А с ними же всегда нелегко. Вот разговор, собственно, с этого и начался. Так кто вы, пожалуйста, представьтесь? И первый раз чувствуешь себя в студии на правах какого-то такого гостя, на правах падчерицы какой-то.

Серебренников: Смотри, мне дали конфеты. Это мне, одну – тебе. Какую ты еще хочешь?

Синдеева: Можно я сейчас поработаю секретарем-помощником? Они очень вредные.

Суханов: Режиссеры – они самодостаточны.

Серебренников: «Птичье молоко» тебе даю.

Синдеева: Чай или кофе?

Серебренников: Ничего не надо.

Бондарчук: Вода без газа.

Синдеева: Девочки, вода без газа и ничего больше. А мне — кофе. На самом деле, можно я? Потому что когда я разговариваю с Кириллом, обмениваюсь какими-то впечатлениями, вдруг поворачиваю голову – идет Федя, ты знаешь, вот это состояние было такое, знаешь, это счастье – два режиссера.

Серебренников: И как идет!

Синдеева: Жалко, что это не вошло в кадр, когда я сказала, какие были поцелуи!

Бондарчук: А мы в кадре это можем. Давай повторим?

Серебренников: Это перед песней.

Синдеева: Это перед песней, потому что сейчас вы привязаны.

Бондарчук: А могли бы начать с этого, закончить песней.

Серебренников: Знаешь, сразу с такого интима… все постепенно, дистанция.

Синдеева: Раз у меня появилась такая возможность – у меня два режиссера сидят за столом – смотрите, мы здесь ставим эксперименты в течение всего этого года разные. Что-то у нас получается, что-то не получается.

Серебренников: Ваш главный эксперимент был несколько дней назад.

Синдеева: Это было да. А ты вообще знаешь или не знаешь? Ты-то знаешь про всякие события?

Бондарчук: Вчера посмотрел все в сети. Мне жутко это дело все понравилось. Хочешь поговорить – давай поговорим.

Синдеева: Почему – мне интересно?

Бондарчук: Я могу долго могу, я подготовил комплиментарную речь.

Суханов: Мне кажется, это не так интересно.

Синдеева: Очень, я хочу комплиментарно, а потом я скажу.

Бондарчук: По поводу канала – у вас же день рождения? Вам сколько месяцев?

Суханов: Год. 12 месяцев.

ДОЖДЬ находится здесь. Фотографиня: Галина Пилипенко

Синдеева: До этого у нас ничего не было – вообще контента не было никакого. Первый выпуск новостей выдали часовой единственный. Все остальное было, просто показывали с камерами все, что здесь происходит.

Бондарчук: Но ты понимаешь, что все, что происходит вопреки, как-то оно получается, мне кажется, интереснее. Во всяком случае, аналогов постоянного прямого эфира нет, соответственно люди живут по-другому. Возвращаясь к тому гостю, который у вас был два дня тому назад – президенту нашей страны, все это выглядело по-другому.

Синдеева: И он выглядел по-другому.

Бондарчук: Конечно, да. Да все выглядело по-другому. Соответственно, это другое телевидение, это другое настроение. Ты меня пригласила где-то месяца 3 назад первый раз сюда, и после этого я влюблен именно в микрокосмос, который у вас здесь происходит. Потому что это тоже отличается от всего, наверное, того, что я видел.

Серебренников: Я продолжу. Скажу, что тут главное свойство – молодость. А вот в молодости есть такая энергия, в том числе, энергия заблуждения. Мне кажется, здесь эта энергия заблуждения, энергия драйва, она кипит, и это так здорово. Пускай здесь будут все – фрики, президенты, политики, режиссеры, защитники Химкинского леса и его наоборот вырубщики. Мне кажется, это тогда будет канал и телевидение, которое реально народное.

Синдеева: Общественное. Тут ко мне недавно пришел Сергей Евдокимов, ну на НТВ, и Серега мне говорит: «Слушай, я что-то долго думал, наблюдал. Я давно мечтал о некой такой форме общественного телевидения. А ведь вы же, в принципе, можете стать таким общественным телевидением» В том смысле не общественное телевидение – Первый канал, а общественное, которое зеркалит общество.

Серебренников: Каким оно есть. И те, и правые, и левые, и середина. Это как раз очень ценно, что здесь толерантно и уважительно относятся к людям разной веры и убеждений. Здесь есть ведущие в инвалидном кресле, здесь есть люди самых разных политических и сексуальных предпочтений – и это все каким-то образом отражает то, что мне очень близко: веру современного молодого человека в людей, в то, что они разные и этим прекрасны.

Синдеева: Оно, наверное, как-то так у нас и складывается ровно потому, что мы как живем, так и работаем. Из этой серии. Когда ты живешь, ты приходишь с эмоциями сюда, ты приходишь с впечатлениями – все: журналисты, ребята – приходят, я говорю: «Главное, давайте только не скрывать свои чувства».

Бондарчук: У вас есть цензура?

Синдеева: Нет.

Бондарчук: Так вот я хотел как раз по поводу цензуры отметить. Мы же не говорим о самом главном, что это постоянные прямые эфиры. Люди ведут себя по-другому, ведущие ведут себя по-другому – все по-другому. Это вот те рамки, в которых существовать и сложно, и это, конечно, отличает вас от всех. Не мне вам рассказывать, что такое «демон телевидения». Это же история страшная – звонков, давления. «А вот эту фразу я сказал, может быть, все-таки не надо?».

Серебренников: «Вот эти люди не должны быть».

Бондарчук: Это уже время, которое уже останется на цифровых носителях, но изменить его уже не в состоянии. Это дорогого стоит, это, конечно, невероятное, революционное вообще отличие вас от телевидения.

Серебренников: Телевидения без топ-списков. Без «черных» списков.

Синдеева: У нас нет этого.

Бондарчук: Вообще просто другие рамки жизни. Вообще друге рамки.

Суханов: Смотрите, но с другой стороны — я понимаю, что я сейчас, наверное, опять нарвусь на комплимент в адрес «Дождя» — с другой стороны действительно ты приходишь на работу, как Наташа сказала, абсолютно точно выразилась, с улыбкой на лице, идеей о том, что блин, черт, наконец-то эти выходные прошли и вот началась рабочая неделя. Вообще это дорогого стоит, это показатель. И ты приходишь, и ты стараешься быть таким, какой ты есть. Я стараюсь быть искренним, но при этом я понимаю…

Синдеева: Вплоть до того, что когда у Леши на губе вскакивает какая-то штучка…

Суханов: Да, я наношу мазь и начинаю выпуск с этого.

Бондарчук: Это простуда. Я вас понимаю.

Суханов: Я говорю: «Извините за мой сегодня не очень товарный вид, но нужно вылечиться, потому что через три дня мне нужно без этого быть».

Бондарчук: Знаешь, что мне это напомнило? Я все вспоминаю – неужели мы больше не застанем те времена, начало 90-х, когда мы начали делать музыкальное видео, когда режиссеры ходили друг к другу на съемки, и это было такое состояние совершенно фантастическое. И вот таких много было – рождение радиостанций разных, и рождение театральных площадок.

Серебренников: Рождение новых дел.

Бондарчук: И я подумал: мы в такой стагнации находимся. Говорю, ну где же вот это объединение людей в фантастическом позитиве, которые будут заниматься делом с возможностью дикой перспективы? И вот это действительно. Я понимаю, о чем вы говорите. Территория, на которую хочется прийти, это бурлит.

Серебренников: Это поколенческая история. Здесь люди более-менее одного возраста, читающие одни книжки, смотрящие одни фильмы, ходящие в те или иные заведения, питейные в то числе.

Суханов: Да, Кирилл, но при этом ты понимаешь, что твои коллеги, которые в этом медиа-мире тоже крутятся, они ждут, когда ты споткнешься, чтобы злословить.

Бондарчук: Давайте поговорим о зависти.

Суханов: Давайте поговорим после музыкальной паузы небольшой. Потому что сегодня вместе с нами потрясающая группа Жени Любич.

Вернемся к зависти.

Бондарчук: Кто завидует и завидуют ли?

Суханов: И как с этим вообще?

Бондарчук: Зависть, если она кипит, бурлит, взрывается, клокочет, значит, все нормально, прекрасно. А зависть у вас есть.

Синдеева: Значит, туда идем, товарищи.

Суханов: Правильно идем, да, Кирилл?

Серебренников: Пожалейте людей, которые завидуют, потому что это говорит об их слабостях, об их несовершенстве. Их жалко. Поэтому, ребята, знаете, караван идет – собаки лают, воют. Это все обычные поговорки. Вы знаете, зависть – одна из наших, к несчастью, национальных черт. Она составляет совокупность русского характера. Ну ничего.

Суханов: Во время выступления Жени Любич Наташа к вам обратилась: вот я, говорит, всегда ратую за эксперимент.

Синдеева: Экспериментируем, причем очень часто на ощупь. Рождается иногда это в каких-то таких случайных встречах. И то, что мы начали показывать все в прямом эфире – не в смысле новости или программы, а вообще все – это как-то интуитивно, что надо показывать это, что это важно.

Серебренников: Потому что нигде не было прямого эфира вообще, и вдруг один канал с прямым эфиром.

Синдеева: Но это не было, типа вот, формата такого нет. Просто как-то почувствовалось. Просто вы сейчас сидите, а я сижу и мечтаю, думаю, что бы такое придумать, какой-то формат, в котором – мы уже об этом мечтали когда-то – когда есть режиссерское прямоэфирное создание чего-либо. Я не знаю, что это такое, вот вы сидите вдвоем.

Серебренников: Мне кажется, мы, конечно, можем тут сплясать.

Синдеева: Нет, не сейчас.

Серебренников: Станцевать танец нанайских мальчиком.

Синдеева: Вы обещали, кстати.

Серебренников: Смысл в том, что вы – место, в которое будут все люди приходить, делать какие-то очень важные, серьезные заявления, потому что эти серьезные заявления лучше делать в прямом эфире и вот в такой среде. Поэтому вы будете постоянно находиться в потоке информационных новостей.

Суханов: Это и есть эксперимент?

Бондарчук: Мы принимаем идею, послание.

Серебренников: Бондарчук будет экспериментировать.

Бондарчук: Давай отметим все-таки как кинематографисты фло, которое девушкам, женщинам позволяет здесь чувствовать себя уверенно.

Серебренников: Потому что идеальный свет, идеальный.

Синдеева: Сейчас вот, да? Все красивые.

Серебренников: 5 лет минус.

Бондарчук: Семь.

Суханов: Вот еще полгода вот здесь.

Серебренников: Поэтому к вам почему всем нравится ходить – потому что картинка. Все вообще молодые, без морщин – идеально.

Суханов: У нас вот с 10 мая стартует новый проект – утреннее шоу на «Дожде». Мы вообще будем вещать с крыши «Красного октября».

Синдеева: Мы еще не знаем, что с крышей.

Суханов: А как же? Мы же говорили об этом.

Синдеева: Да-да, забыли.

Суханов: Там вообще идеальное освещение.

Серебренников: А как вы его будете делать? Потому что все вот эти утренние шоу имеют такой глуповатый вид. Такие вот немного прококаиненные ведущие.

Суханов: Специально купил хорошие очки, чтобы не иметь глуповатый вид.

Бондарчук: Настоящий эксперимент первого реального утреннего шоу, а не в записи. Представляешь, люди будут. Во сколько вы начнете?

Суханов: С 7 до 10.

Синдеева: И все по-настоящему. На самом деле Леша – человек, который согласился, он ушел со всех работ, он скзащал: «Я готов работать каждый день с 7 до 11». Первая реакция была, Леша сказал: «Нет, ты что, я не могу». Я говорю: «Леш, подожди, если мы хотим сделать реально что-то крутое, ты должен это сделать, потому что только ежедневная работа может заставить сделать это таким форматом».

Серебренников: Подарок жаворонкам.

Синдеева: И Леша подумал. И отбился только от одного дня в пятницу. И то как бы готов был, я сказала – давай в пятницу все-таки ты не работаешь, с понедельника по четверг каждый день. Мы надеемся, и то, как мы сейчас придумали, что оно не будет выглядеть глуповатым, потому что мы стараемся.

Суханов: Это будет, по крайней мере, выглядеть жизненно в кадре – это самое главное. Поэтому велкам – я буду рад вас видеть.

Серебренников: Нет, я сразу.

Бондарчук: Я – за.

Серебренников: Да, он жаворонок, я – сова. Ночное планируете что-то?

Бондарчук: Тебе в часа 3 подойдет, в два?

Суханов: Это к Дубасу и к музам.

Серебренников: Я – к музам.

Бондарчук: Я к вам с 7-ми.

Суханов: Отлично. Завтраки будем готовить, будем заниматься спортом. Отлично.

Бондарчук: Побегаем, поговорим. Потом я приготовлю вам какую-нибудь яичницу.

Суханов: Ловлю на слове.

Синдеева: Серьезно?

Бондарчук: Да, договорились.

Суханов: Администраторы, будьте добры, запишите, пожалуйста.

Серебренников: Я к ночи, самое попозже чего-то.

Суханов: Провокационный вопрос, штрафная, что называется. Кирилл, сначала вы поставили «Около ноля» по произведению, как утверждают, господина Суркова Владислава Юрьевича. Потом вы поставили «Отморозков» по Прилепину Захару. Вас обвинили в призывах к революции. Кто вам ближе?

Серебренников: Отчество Захара знаете? Владислава Юрьевича вы с отчеством, а Захара…

Суханов: А вы не забалтывайте мой вопрос, пожалуйста. Кто вам все-таки ближе и что вам ближе – Лимонов или Сурков.

Серебренников: Я всех своих авторов люблю, потому что так получилось, что когда делаешь спектакль, тратишь на это несколько месяцев своей жизни, поэтому получается, что ты эту литературу каким-то образом впускаешь в себя. Я, правда, ставил «Около ноля» по просьбе Натана Дубовицкого. Этот персонаж стал моим автором, там где-то теперь находится вместе с Горьким, Салтыковым-Щедриным, Прилепиным, братьями Пресняковыми, вот находится в этой моей личной библиотеке. Все дальше – ваши фантазии и сны.

Синдеева: Мне кажется, опять же эти вопросы все подразумевают…

Серебренников: Это, ты знаешь, как вопрос: ты кого больше любишь – папу или маму? Вы перестали пить коньяк по утрам?

Синдеева: Конечно. Мне кажется, это такой офигенный сложный материал, который ты берешь, авторский, который ты переживаешь, как ты его можешь знать ближе? Ты его пропустил через себя.

Серебренников: Если к вам, Наташа, пришел президент, значит, вы точно продались. В этой логике. Продались всем кровавым режимам.

Суханов: Моя задача – задавать провокационные вопросы. Еще один провокационный вопрос, Федор.

Бондарчук: Я дружу с Сурковым.

Суханов: Другой вопрос. Вы сейчас собираетесь снимать замечательный фильм про Сталинград. Вы прекрасно помните премьеру Никиты Сергеевича Михалкова в прошлом году, и этот поток критики, нелицеприятных очень высказываний и даже целой антикампании михалковской. Не боитесь повторения?

Бондарчук: Боюсь? Мы – ребята привыкшие. Надо понимать, мы живем в такой стране. Но действительно я не комментирую, то есть не критикую.

Серебренников: А мне кажется, это бодрит.

Бондарчук: Бодрит, ты понимаешь ответственность. Я профессионально могу рассказать. Все-таки давайте уберем агонию, а возьмем то, что было в багаже и есть в багаже у Михалкова. Большой режиссер. Я боялся с точки зрения профессионального вызова, так же как и боялся «Брестской крепости». Я посмотрел это с большим уважением к коллегам, но немножко выдохнул, потому что я попытаюсь пойти своим путем. Что касается критики – бояться боюсь, но… У меня есть философия своя. Если кому-то от этого или от высказываний в мой адрес станет легче, от той негативной энергии, часто так бывает, что она неконструктивная, это просто оскорбительная история, им во благо это будет, то я буду таблеткой. Я – антидепрессант, пожалуйста, пусть на мне экспериментируют. Если она неконструктивная. А конструктивную критику я всегда воспринимаю и готов к ней.

Синдеева: Несмотря на то, что любая критика – она все равно всегда расстраивает. Ты понимаешь, ты готов и т.д., потому что любой человек, который что-то делает, он хочет одобрения. И это естественно. И когда говорят, что как вы там, боитесь? Конечно, боюсь, я не хочу, чтобы меня критиковали, и никто из творцов…

Серебренников: Ты, во-первых, разделяй критику. Есть ругань площадная, а есть люди, которым ты веришь, ко мнению которых ты прислушиваешься.

Бондарчук: И вызываешь их на диалог.

Серебренников: Это не значит, что мы перестали воспринимать любую критику: а, критика, а ну пошли. Нет. Я всегда очень внимательно слушаю.

Бондарчук: Не надо слышать то, что мы железобетонные к критике, это ранит, конечно.

Синдеева: Это ранит. Просто надо всегда понимать – это всегда ранит любого творца.

Серебренников: Вы помните эти истории в Корее, когда несколько, по-моему, телеведущая и одна актриса просто закончили жизнь самоубийством, потому что они в интернете подвергались осмеянию.

Суханов: Давайте уже не откровенничайте, потому что им же так и надо – ранить тех, кто вот так вот злобно бросается вниз. Ваши откровения сейчас играют против вас.

Серебренников: Им же будет хуже.

Синдеева: То есть надо понимать, что брони железной нет.

Суханов: Давайте о хорошем. У нас Федор и Кирилл обещали песню, но прежде чем, я надеюсь, это еще прозвучит, очень коротко.

Серебренников: Он поет утром, я пою вечером.

Синдеева: Нет-нет, вы пообещали.

Бондарчук: Это была замануха.

Суханов: Замануха? Понятно.

Бондарчук: В ваш день рождения вы получите все потом.

Синдеева: Я так не сдаюсь быстро. Вы обещали песню – давайте песню.

Бондарчук: Мы готовим к выпуску свой альбом. Я на барабанах, бэк-вокал, все серьезно.

Суханов: Прежде чем вы покинете студию, я хочу обратить ваше внимание, что с 1 мая по 29мая фестиваль «Весна на Винзаводе», в рамках которого 6 спектаклей Кирилла Серебренникова, и два из них – это премьерные показы. Как раз «Отморозки» и «Героя нашего времени» новая версия.

Серебренников: Новая версия, и будет еще кое-что, что, может быть, всех удивит.

Суханов: Официальный спонсор этого фестиваля «Весна на Винзаводе» телеканал «Дождь». Билеты еще есть, так что велкам.