Даниил Алексеев. Парад устрашения в Ростове-на-Дону
Начну с начала. Перед выходом из дома посмотрел что пишут в соц сетях. Атмосфера страшная: все забиты. Боятся идти на площадь. Группа митинга, пестрившая давеча комментариями и активностью — пуста. Всё удалено. Организаторы группы митинга — либо не отвечают на сообщения, либо всячески умоляют не идти, обещая резню. Да, да— именно кровавую резню. Такой вот образ кровожадных полицейских создали представители той стороны, которая была не заинтересована в проведении мирного собрания беспартийных, плохо организованных граждан, которые хотели обсудить результат прошедших выборов. На подходе к площади Гагарина, по ул. Мечникова почти ни души. Только отряды полиции расхаживают туда-сюда. Сквер перед ДГТУ оцеплен. Постепенно собираются люди, которым приходится обходить оцепление.
Постепенно людей скапливается больше. Уже вижу друзей. Сзади поплечу меня хлопает Саша Расторгуев, естественно с камерой. Экшна нету. Всё спокойно. Никаких транспарантов, листовок, громкоговорителей. Люди иногда начинают скандировать что-то про фальсифицированные выборы, но быстро перестают, чтобы не накалять обстановку. Появляется женщина, которая явно видно, диссидентка со стажем. Она выкрикивает просьбы об освобождении политических заключённых. Двигается в толпе, будто в танце. К ней цепляется ярко накрашенная полноватая женщина, с явно провокационным вопросом «Сколько тебе заплатили?». Слышится тот же вопрос, только уже из толпы и направленный к женщине. Я стою рядом. Наклоняюсь и пристально смотрю в глаза. Она отворачивает взгляд, сморщенно улыбается. Пытается удалиться. Маша, моя подруга, которую я встретил здесь на митинге, пришла с цветами для полиции. Но когда она увидела эту прекрасную бабушку, цветы тут же были отданы ей. Приходит полковник Дмитрий Танеев. Телевизионщики из Рен-тв включили свет, стали снимать. Позже я узнал, что телезрители никогда не увидят этот сюжет. Его запретят к показу. Глава полицейских начинает диалог с активно разговаривающими «либералами». Они просят его не разгонять собравшихся. Он настаивает на противозаконности собрания и просит удалиться. На какое-то время начинается дискуссия о том митинг ли это, и можно ли общаться людям. Полковник однозначно говорит, что общаться нельзя и уже в ультимативной форме заявляет чтобы все расходились через 3 минуты, иначе будет применена сила и уходит. Люди начинают скандировать «спасибо» и постепенно расходиться. Я, тоже собрался уходить, разворачиваюсь и вижу друзей фотографов и журналистов. Подхожу к ним, начинаю разговаривать. Тем временем, полицейские выстраиваются в линию и начинают выдавливать последних людей из сквера. Начинаются задержания. Где-то в это время задержали и Сашу Расторгуева, который пошёл снимать колонны полицейских. Журналистов просят пройти к ёлкам. Я следую вместе с ними. Оттуда мы наблюдаем, как оцепление выстраивается вдоль улиц и по проезжей части проезжает сначала колонна автобусов с решётками, затем выезжают 3 тигра с водомётами. Парад устрашения заканчивается. Наверное, Ростов стал единственным городом, где во время митинга, решили устроить такой крупномасштабный парад устрашения. Единственное с чем навязываются сравнения, это с тоталитарными режимами. Власть устраивает парад, не для того чтобы показать, что население в безопасности и нам не угрожают внешние враги, а чтобы запугать граждан и показать, что власть собирается вести сопротивление с людьми. Также я слышал, что для того чтобы устроить этот парад, полицейских и технику согнали со всей области. Видимо, после травмы Антона Грачева, замглавы ростовской полиции, которую он получил на одном из предвыборных митингов, в Ростове, решили подавить митинги любыми психологическими средствами. Запугиванием перед митингом, во время, и после задержания с судами…
Затем полицейские начинают выдавливать нас к ступенькам. Все спускаются. Журналисты просят наверх, за оцепление. Их пускают. Я следую за ними, но мне преграждают путь, просят предъявить удостоверение. Я говорю, что блоггер. В ответ слышу: «Да тут каждый такой. Иди отсюда». Мы сфотографировались с полицией и перешли дорогу. Из мощных колонок начинает доноситься информация о том, что граждане нарушают порядок и просьбы уйти. Полиция медленно начинает наступать. Маша и Саша достают плакаты, их активно фотографируют и снимают на видео. Задержания продолжаются. Ко мне подошёл полковник Танеев, только что проводивший в автозак пару молодых людей ведущих себя не вполне адекватно. Явно видно, что он вошёл в раж от смелых задержаний и уже был готов задержать любого. Он обратился ко мне с вопросом «А ты что делаешь?» Я отвечаю: «Снимаю». Он хватает меня за руку, приговаривая «Ах, снимаешь?» и оттаскивает к задержанным. Я не сопротивляюсь. Подхожу к другому офицеру, который у меня спрашивает уйду ли я? Я отвечаю, что да, уйду. Он показывает мне на выход обратно к людям. Я прохожу и слышу диалог двух полицейских: «И главное ни одного нормального лица». Я останавливаюсь и обращаюсь к полицейскому с комментариями, по поводу того, что здесь много хороших талантливых людей. Не стоит граждан воспринимать однобоко. Он сначала слушает долго, потом обрубает: «Да я вообще не о том». Я отхожу и успеваю заснять сцену, как одного парня трамбуют в автозак. Снова выхожу на рынок ЦГБ и вижу, как на угол улицы выбегает куча ОМОНовцев в чёрных, блестящих касках и полном обмундировании для разгона толпы. Они попозировали для фотографов и отправились обратно, выполнив свою миссию устрашения. Потом обычные полицейские медленно проводили небольшое количество людей до ул. Ворфоломеева, по которой мы и направились. Мы следуем по улице вчетвером: я, Лёша, Саша и Маша. Разговариваем. Прощаемся с полицией. Желаем им всего наилучшего. Те удивлены. Идём вплоть до переулка Соборный. Заходим в магазин, выбираем печенье и шоколадное молоко. Оплачиваем, выходим на улицу. Я замечаю взгляды 2-х людей стоящих у заборчика — они устремлены мне прямо в глаза. Они одеты в обычную, непримечательную одежду, небольшого роста, средних лет, но выглядели они угрожающе. Ещё секунда— они срываются с места и бросаются на меня. Я был справа, вижу как с другой стороны на ребят, сзади, также набрасываются люди в штатском. Я подумал, что нас поджидали экстремисты и хотят нас избить. Они хватают меня за руки. Левую руку заламывают быстро, так как она почти обездвижена, из-за защемления нерва. Правую заломить не удаётся. Затем я вижу, что из машины скорой помощи выбегает очень большой человек в форме, чёрной маске и бежит прямо на меня. Я понимаю, что это полиция, успокаиваюсь и расслабляю правую руку. Люди в штатском резко бросают меня лицом в асфальт. Подбежавший СОБРовец ставит мне ногу наголову, но давит не сильно. Затем они пытаются меня поднять с криками «ноги под грудь!». Я становлюсь на ноги. Они натягивают шапку мне на голову и я перестаю что-либо видеть. Затем они тащат меня в машину. Я спотыкаюсь на ступеньках, с трудом забираюсь в машину скорой помощи, из которой выбежал тот спецназовец. Они усаживают меня на сиденье. Закрывается дверь, мы трогаемся. Спецназовцы требуют поднять руки на голову. Я несколько раз повторяю что рука не поднимается. Только после пяти повторов, и заверений Лёши, который оказывается не подалёку, они перестают орать. Едем достаточно долго. Слышно, как вскрывают шоколадное молоко, которое начинают пить нахваливая его вкус. Несколько раз мы попытались обменяться с ними чёрным юмором по поводу происходящего, но они не отвечают. Лёша вспоминал, как видел фотографию демонстрантов обнимающих полицеских в касках, когда его обнимал большой спецназовец, сидящий с ним рядом. Через какое-то время машина остановилась. Стали просить паспорта. Я начал искать свой. Нашёл что-то похожее на ощупь в кармане и передал им. Они посмеялись и сказали, что это не паспор т. Это оказалось приглашение к друзьям на капустник. Несколько спецназовцев удалилось с документами. наступила тишина. Лёша спросил: «А когда нам паспорта отдадут?». Ему ответил один из СОБРовцев: «После пиз%юлей». Я спросил: «За что?». Он ответил: «Ну цирк же…». Но цирка с избиением не последовало. Потом, после продолжительного ожидания, нас начали выводить. Мы оказались у Кировского участка полиции. Нас завели во внутрь и поставили в рекреации. Говорить запрещали. Потом отвели на третий этаж и те же люди в штатском, которые принимали участие в задержании стали опрашивать по очереди где мы работаем, учимся, живём, какой номер телефона. В комнату заводили по-одному. Дошла моя очередь. Я вошёл, там меня ожидал темноволосый, симпатичный парень из спец.служб, он был молод, небольшого роста, с широко раскрытыми светлыми глазами. Его лицо показалось мне знакомым. Возможно я видел его на мероприятиях которые я устраивал. Может на лекциях, может на фестивале. Вспомнить точно не получалось.
На его вопросы о роде моих занятий, я ответил— «киношник, нигде официально не работаю, так, как знаете ли прямого пути в кино не существует, тем более в Ростове, ну и ещё фестивали и лекции организовывал». Мужчина средних лет, стоявший также в кабинете и слушавший с улыбкой мои ответы, спросил меня о чём лекции, которые я организовываю. Я ответил: «По психиатрии». Больше вопросов у него не возникло. В углу сидел мужчина небольшого роста, предположительно из спецназа, в чёрной форме. У него был высокий воротник-клёш расширяющийся к голове, справа и слева на «косточках», которые остро торчали, всё это напоминало какой-то средневековый наряд. У него олубые глаза, лысая голова и уши торчком. Хищным взглядом он постоянно смотрел на меня. Видимо для устрашения. Саша, ловко подметил, что он был похож на ассасина. Телефоны забирали на изучение, потом вернули. Затем нас проводили на второй этаж. Потом пришла женщина в шубе, которая оказалась из педагогического института ЮФУ. Она пришла из-за Саши, так как он студент психолог, этого института. Она особо не стала его утомлять нравоучениями и быстро удалилась. Старший офицер рассказал нам историю, как его дочь тоже хотела пойти на митинг, но он отправил её покупать новые сапоги с мамой, чем отвлёк и подкупил её тем самым. В институтах и школах, так же во время митингов устроили внезапные зачёты и контрольные. Один из полицейских, когда я решил сделать «лук» в новом обличии, заметил у меня фотоаппарат и принялся по-одной удалять с него фотографии. Затем нас проводили к изоляторам. Там мы встретили одного человека с плакатов о вреде алкоголизма, который, с переменным успехом, пытался затеять с нами что-то вроде теологического спора, через фрейдизм. Также там сидел лысый человек в зелёной, военной форме, который смотрел на нас с прищуром. Человек с плаката сказал, что он может наказать того, кто с нами плохо обращался, так как он из специальной службы. Военный затем встал и предложил мне обработать ссадины на лице. Я согласился и мы прошли в мед. комнату. Там нас ожидала сестра, которая обработала меня зелёнкой. Пока она осуществляла манипуляции, офицер начал говорить о суицидах. Я сразу узнал коллегу: оказалось он военный врач. Я рассказал ему о том, что учился на военного психолога. После чего он резко перевёл тему разговора на наркотики. Спрашивал, какие мне довелось видеть. Я ответил, что много вижу конопли, так как она растёт просто повсюду. Ну и таблетки там всякие, димедрол и тому подобное. Он как-то всё щурился. Затем мы все снова вышли в помещение для задержанных. В участок раздался звонок и дежурный спросил: «А Александр Расторгуев не у нас?». Так мы узнали, что Сашу тоже взяли. Прошло уже 4 часа с момента задержания и нам только стали рассказывать, что нам инкриминируют. Через некоторое время друзья нам привезли еду. Мыпринялись её жадно есть. Полицейский выслушал историю о том, кто мы такие и стал к нам относится мягче. Рассказал нам наши права. Даже сходил за КоАПом и зачитывал нам все спорные моменты. Протокол я подписывать не стал, но объяснение написал. Впротоколе был указан другой адрес задержания, который находился в 4-х кварталах от реального места, где оно произошло. Ещё было написано, что я не реагировал на просьбы полицейских, хотя я чутко их соблюдал. Тем более когда нас забирал СОБР. Ну и конечно было указано что к нам не применялась физическая сила, что также не соответствовало истине. Ну и ещё, как затем выяснилось, были стандартные обвинения в беспричинной нецензурной брани и приставания к гражданам. Затем мы разошлись по камерам. Ночью было холодно. Лёшу Карачинского заели клопы иего переселили к Саше. Я был один. Медетировал, безуспешно пытался уснуть, репетировал операторские движения с бутылкой воды. Еду и питьё нам было не положено. Только то, что принесли друзья, мы кушали и пили. Обещали в суд отвести с самого утра. Не отвезли. Еда стала заканчиваться. Утром, когда немного стало теплее мне удалось поспать. Ребятам вдвоём в одиночной камере спать было тесновато. Подходило время моих уколов, а это 2 часа дня. Уже 12 часов мы в изоляторе. Я попросил вызвать скорую, чтобы они мне сделали уколы. Приехал медик. Меня вывели из камеры к нему. По началу он отнёсся ко мне скептически. Подумал, что хулиган наверное. Потом спросил меня по какой статье сижу. Я ему ответил, что долго рассказывать, а если коротко, то по политической. Врач удивился. В его глазах появился интерес и он решил помогать: померил давление, которое, как всегда оказалось высоким. Старшина полицейский, стоявший рядом, решил прокомментировать моё задержание. «Ну, как бы сказали в старые времена, советские, он „политический“». Врач возмутился, и чуть было не пустился в долгие прения с полицейскими о демократическом государстве, но потом понял, что это бесполезно и сделал мне укол. Я попросил его передать родственникам, что еда заканчивается и чтобы нам передали ещё. Мне казалось, что нас продержат максимально долго — 48 часов, для профилактики, апотом отпустят. Доктор решил меня отвезти в больницу на осмотр. Уговорил полицейских на это. Тут поступила информация, что нас наконец отправят в суд. Ребят тоже выпустили из камеры, нам вернули вещи. Меня забрали в больницу, Сашу и Лёшу отвезли всуд. В больнице невролог меня осмотрела, дала рекомендации относительно моей болезни шейного нерва и отпустила на судилище. Мы приехали в здание мирового судьи. Там уже было много друзей. Саша Расторгуев помогал всем, искал информацию о наших мифических обвинителях, рассказал как его выпустили, что Паша Костомаров нас поддерживает. Андрей Крашеница нас поддерживал. Приехали журналисты: Галя Пилипенко, Дмитрий Ремизов. Ребя, задержанных на митинге, судили перед нами. Одному дали 10 суток, другому 5-ть, остальным в случайном порядке выписывали то 500р. штрафа, то 1000р. Никакой мотивации в постановлениях не прослеживалось. Да и не могло: все заявления были написаны под копирку, с мелкими поправками, одной рукой. Только фамилии и подписи отличались. Было видно — подготовились заранее. Видимо думали, что придёт всё же больше людей, так, как заявлений подготовили много. По 10-ть штук на задержанных прямо на площади. На нас троих было по одной. Время ожидания дошло до нас. У нас было 2 свидетеля: Маша и Катя, которые были с нами в момент задержания. Сначала зашёл Лёша. Опросили сведетелей. Показания Кати вообще не внесли в постановление. Лёше выписали штраф в 1000р. Затем последовал Саша. Ситуация повторилась, но с Сашей был адвокат и на этот раз Катю судья наконец услышала. Потом был я. Судья — пышная женщина с обильным и бесвкусным макияжем на лице. В глаза не смотрит. Маленькими пухлыми руками копипэйстит постановление в ворде ещё не выслушав свидетелей. Как выразился Лёша: «Это как котят топить». В уголке фотография Медведева, на стене у которого фотография Путина, смотрящего со стены в затылок Медведеву. Русская пост-модернистская матрёшка власти. Жаль только в свою очередь, у Путина нет за спиной фотографии Андропова у которого в свою очередь на стене Дзержинский…
More from my site |