|
|
Сегодня, 8 июля, исполняется 65 лет замечательному таганрогскому поэту Олегу Хаславскому. Поэту редкого дарования, спрятавшемуся на долгие годы от внимания публики в глубине старинных таганрогских переулков.
«К Таганрогу у меня очень странное отношение. Я не могу сказать, что я его люблю. Я не могу сказать, что я его не люблю. Я просто без него не могу жить. Я же пробовал… Вот это дикая совершенно для меня вещь. Где только я не жил. В Софии, Хайфе, Иерусалиме, Варне… Где-то и приглашали остаться, за границей…
Нет! Я приезжаю из Болгарии во Владимирскую область, в город Владимир – я за границей. Приезжаю в Таганрог – всё! Я на месте, я на Родине! Что поделать, родина собаки — это будка. Вот в эту будку я и возвращаюсь. Вот такая странная вещь. Это признание в любви. Это действительно город, без которого мне делать нечего. Тут очень интересная языковая среда. По поводу Трилистника… В принципе, всё что я пишу, это о Таганроге…»
Что есть поэт? Хаславский знает ответ на этот вопрос. «Поэт есть нереальная сущность, пытающаяся достигнуть неподдающихся определению результатов непонятными ему самому средствами».
«Неофициальные новости Ростова-на-Дону» поздравляют Олега Хаславского с замечательной датой и публикуют в этой связи программный триптих Олега Львовича «ТРИЛИСТНИК ТАГАНРОГСКИЙ».
ТРИЛИСТНИК ТАГАНРОГСКИЙ
1. ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ
Вид Греческой, Петровской, Полицейской
Довольно милый, но не европейский,
Хоть на погосте европейских самых
Вероисповеданий мертвецы,
В театре итальянские певцы
И кружева голландские на дамах.
Мерцают платья, шитые в Париже,
Где действует какое-то метро,
И мягкому немецкому шевро
Легко бежать по чернозёмной жиже.
– Прелестницы давно минувших лет,
Вас принял всех весьма далёкий брег:
Все пристают, и вы к нему пристали.
Однако, где же “прошлогодний снег”
Как сказывал один француз, поэт?
Но вы его, пожалуй, не читали.
Вам нравились гуляния в саду,
Букеты, смех, шампанское во льду,
Далёкие от вечного искусства,
Далёкие, быть может, от всего,
Живое вы предпочитали чувство
Живому описанию его.
Вы верили в слепую веру страсти –
Сейчас… вот-вот взмахнёт рукой маэстро,
Медь запоёт военного оркестра,
И больше нет ни неба, ни земли,
И в сладком вальсе мысли потекли,
Куда? зачем? Ах, боже, что за счастье!
Но жизнь идёт. По пробуждение скором
Являет очевидность вашим взорам
Большой лопух под низеньким забором
И воробьёв, дерущихся в пыли,
В чём тоже есть своё очарованье.
Уже и тени длинные легли,
Шуршат шаги, гремят аплодисменты.
Какие остроумные студенты,
А гимназистки – нежные, как лани…
Вечерний сад, дыханье ветерка,
В глазах детей – довольство и тоска.
А в галерее сгубленных сердец
Старушка за раскладкою пасьянса,
Телеграфист, жестокого романса
Поклонник и отчаянный певец,
Типичная девица из отпетых,
Поэт из тех, кто вечно при поэтах,
Ледащий хлопец с клячей в поводу
И прочие, которые в саду.
02.06.1983
2. СЕРЕДИНА ЛЕТА
Под окнами пивной, при общем оживленье,
Возводят балаган на множество персон,
Где будет цирк давать все лето представленье,
Чтоб вызвать в городской культуре оживленье,
И выход чувствам дать, и мыслям направленье,
Внушив им, так сказать, искусства сладкий сон.
Внутри пивной сидит в пространных размышленьях
Мосье Гапоненко, известный театрал,
Который, говорят, когда-то сам играл,
А может быть и нет – но точно состоял
С актрисами в определенных отношеньях.
Спросите местных львов, и вам ответят так:
Мосье Гапоненко? – он тертая собака,
Вы видели, как он разделывает рака,
Как кушает его? И что такое рак?
Вы задали вопрос, так приготовьтесь слушать,
В том, что я вам скажу, большая правда есть,–
Рак, это вам не гусь. Гуся возможно есть,
Тогда как рака лишь благоговейно кушать.
Да грех и поминать каких-то там гусей –
В любые времена и на любом обеде,
Пока скрипят миры на остриях осей,
Поверьте знатоку, рак – это Моисей,
Могучий патриарх всея вселенской снеди.
Поверьте едоку, пока кружат миры,
Пока не канули в густую бездну мрака,
Возможные сорта возможнейшей икры,
Бараны, индюки, вальдшнепы, осетры –
Всего лишь рой теней в сиянье вечном рака.
От имени его исходит благодать,
Рождает вид его в груди большие чувства.
Когда вы не поэт, вам рака не понять,
Мосье ж Гапоненко – он человек искусства.
Вглядитесь пристальней в невозмутимый лик
Презревшего тщету страдальцев и маньяков,
И как по-вашему, что делает старик?
Вы думаете, спит? Он ждет горячих раков!
И зрелище, тотчас явившееся мне,
Я б не посмел назвать иначе как судьбою:
Восходит человек при общей тишине,
Весьма огромный таз неся перед собою.
Пылает медный таз, над ним клубится мгла,
И эта мгла красна и устрашает многих.
Когда же мощная гора членистоногих
На стол среди пивной обрушена была –
Фундамент задрожал, и будто бы в грозу
По залу пронеслись громовые раскаты…
Тут все попадали, смятением объяты, –
Лишь он один сидел и смахивал слезу.
Мы пива напились и шли навеселе,
И царствовал покой на море и на суше,
Пока небесный Рак простые наши души
По должности варил в весьма большом котле.
Стремилась ласточка в густую синеву,
Собака от жары скрывалась под крылечком,
Пастух с пастушкою брели к своим овечкам,
Но временные наблюдались беспорядки –
Пищало множество детей в капустной грядке,
Пока Амур менял тугую тетиву.
(А так как ныне трудно с тетивами,
То крыл он жизнь последними словами).
Весь день дождило. Ночь прохладна и влажна.
Густая темнота, глухая тишина.
Но крепнут голоса собачьей перепалки,
И жидкий свет цедит по капельке луна
На крыс, справляющих свои дела на свалке,
На двух любовников, сомлевших прямо в балке,
На жуликов, белье гребущих с чердака,–
Многообразна жизнь ночного городка.
Свершен воскресный труд купорки, варки, стирки,
Во всех домах храпят, а в опустевшем цирке
Удав, подверженный влиянию луны,
Про то, что было днем, цветные видит сны.
Он слышит, как вода струится по канавам,
И думает о том, как плохо быть удавом:
Ну, тигром, ну, слоном – еще туда-сюда,
А вот удавом – нет. Противно, господа.
26.06.1983
3. ВПОЛГОЛОСА
М. С. Басову
1
Скоро сказке конец,
Скоро время потянется вспять.
Будет ветер шуметь,
А деревья качаться и спать.
И под частым дождем
Задрожат на поверхности луж
Отражения их
Почерневших и сгорбленных душ.
Словно в поисках счастья
Разлетится по свету листва,
Будет долго и трудно
Умирать на газонах трава
И совсем одиноко,
Утопая в холодной грязи,
На разбитом асфальте
Обозначатся наши стези.
Бесконечно глядим
На осенний разгул за окном,
Улещаем печаль
Сладковатым дешевым вином:
Хорошо, что на свете
Не иссякли вино и друзья.
Убегает в туман
Неизвестного свойства стезя –
Там простятся, быть может,
Нетяжелые наши грехи.
На китайский манер
Пьем вино и читаем стихи.
Приближается ночь,
Затекает слезами окно –
Хорошо, что на свете
Не иссякли стихи и вино…
2
Все проходит, увы,–
Вот и сказочке нашей конец,
Не стесняясь в словах
Время пишет последние главы,
И горит на губах
Легкий привкус осенней отравы,
И навечно готов
Утвердиться в зените Стрелец.
Расплывается сон,
Очертания тают вдали,
От изменчивых чувств
Остаются лишь грусть и беспечность –
Столько дней и ночей
Не оставя следа протекли,
Что, пожалуй, уже
Не страшна нам и самая вечность.
Впрочем, что изменилось?
По-старому солнце встает,
Воробьиная драка
Слышна из соседского сада,
Горстью синих плодов
Осыпается куст винограда,
И в малиннике мерзнет
От дома отбившийся кот.
Все проходит – и ладно.
Всего уже столько прошло,
Столько встреч и разлук
Навалилось с размаху на плечи,
Что не в тягость уже
Ни разлуки, ни самые встречи,
А беспечная грусть –
Не сложнее других ремесло.
28.08.1983
|
