Валерий Кульченко. Острова памяти. Часть 2

Первая часть книги «Острова памяти».

Часть 2.

Над колонной колышется парок, похрустывает снег под сапогами солдат. И над всем этим – ставший хрестоматийным красный диск солнца. Но хрестоматией это явление вошло в нашу жизнь в году этак 1963-65, после публикации в журнале «Новый мир» произведения «Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына.

А пока зэков ведут на работу, на строительство дома культуры (ДК). Без культуры нельзя! А я спешу в школу, ее тоже построили заключенные. Калачевская средняя школа №1(КСШ № 1).

Пацану, выросшему на станции, в сальских степях, белое здание школы казалось сбывшейся сказкой!

Фронтон двухэтажного здания украшал барельеф: развернутая книга, глобус, ученические принадлежности, слова: «Учиться, учиться и учиться! Ленин». Фасад дополняли колонны, увенчанные лепниной: пятиконечные звезды, снопы пшеничных колосьев, дубовые ветви, перевитые лентами, серп и молот – обязательный набор геральдики тех лет. В начальных классах здесь преподавали моя мама и ее родная старшая сестра, Балахнина Анна Петровна.

Дом культуры был построен в том же сталинском стиле. Внутри невиданный для послевоенного детства чудо-зал, где «крутили» кино, потрясающего трофейного «Тарзана».

Перед зрительным залом – фойе. Направо буфет, где продавался лимонад и конфеты-подушечки. Но самое главное потрясение впереди, только поднял глаза от витрины с морскими дарами (в изобилии были выставлены баночки с тихоокеанскими крабами) – встреча с прекрасным!

Стены обширного фойе, с люстрой посередине, были украшены картинами. Да какими! Два на три метра, в шикарных рамах.

В центре былинный Чапаев в развевающейся черной бурке, на вороном коне, с шашкой наперевес неудержимо мчится на врага. На другой стене, между окнами, чудо из чудес! Знакомое до боли, до слез!

На первом плане цветы клевера, ромашки, заросли будяка обрамляют озерцо воды. Вдали пригорок, купы деревьев, и над всем этим, родным и близким, встревоженное небо. Приближается гроза! Закроешь глаза, слышишь раскаты грома.

Дети бегущие от войны. Картон, акрил, 150х103, 2001 год. 

По мотивам картины Маковского «Дети, убегающие от грозы». 

Вспоминается босоногое детство: «Дождик, дождик, припусти, убежим мы за кусты!».

Я узнал, что эта картина называется «Мокрый луг», художник Федор Васильев.

В старшем возрасте я прочел грустную повесть об этом русском гении, ушедшем из жизни 23-х лет от роду…

Помимо ДК была в Калаче еще одна популярная точка – «Чайная», в народе называлась почему-то «Голубой Дунай». Там за небольшую плату можно было заказать котлету с гарниром, гречневую кашу и чай. За буфетной стойкой взрослые пили вино и пиво. Над этим злачным местом висела моя любимая картина «Три медведя» художника Шишкина. Это знали все: и стар и млад. Вот уж действительно народная картина!

Все эти картины – копии, были исполнены теми же зэками, что строили канал Волга-Дон, но только выделенными в «спецконтингент». Сюда входили парикмахеры, повара, сапожники, артисты, художники. Причем картины рисовались не только для всеобщего обозрения (ДК, столовая, почта, поликлиника, ж.д. вокзал и т.д.), но и для начальства, руководителей Сталинской стройки.

Им, генералам НКВД и их женам, тоже нравились «Три медведя» Шишкина в исполнении народного умельца-самородка из хутора Майоров, Суровикинского района Сталинградской области. Семья была раскулачена еще на заре коллективизации, родители сгинули на Беломор­канале. Паренек чудом уцелел. Перед войной закончил ПТУ при Сталинградском тракторном заводе, по специальности маляр-альфрейщик. Сказалась детская тяга к краскам, к рисованию. Поработать по специальности не получилось – война.

В 1948 году его захлестнула очередная волна репрессий. Попал на стройку Волга-Дона.

Самое интересное, что я встретился с его картинами в хуторе Майорове, в начале 80-х. В основном это были копии, но одна работа меня поразила! То было изображение известных васнецовских «Трех богатырей», отличалось от оригинала небольшой поправкой — богатыри неслись вскачь прямо на зрителя.

К сожалению, спросить, что имел в виду самоучка-копиист, было не у кого. Автор своеобразной копии умер в возрасте 70 лет, звали его Василий Матвеевич Евсеев.

Еще одно потрясение меня ожидало, когда я прошелся по улице хутора и вышел к сельскому клубу. На небольшой площади перед клубом красовался памятник Якову Свердлову! Как сюда попал главный идеолог кровавой акции «расказачивания» на Дону в 20-х годах – загадка, уходящая вглубь эпохи развитого социализма.

1952 год. Лето. «31 мая 1952 года, в 13 часов 55 минут, слились воды двух великих русских рек – Волги и Дона! 1 июня, в точно установленный правительством срок, суда вошли в шлюзы канала. Создано рукотворное Цимлянское водохранилище с проектным объемом 23,8 миллиарда кубометров воды. Вступила в строй Цимлянская ГЭС. 6 июня 1952 года первый агрегат ее дал промышленный ток!» — писали газеты тех лет.

Маяк. Волга-Дон. Картон, масло, 40х52, 2009

Канал Волга-Дон, 15 шлюзов, миллионы кубометров бетона, замешанных на человеческих судьбах!

Официально – «Волго-Донской судоходный канал имени Ленина В.И.». На входе в первый шлюз, на Волге, поставили огромный памятник… Сталину И.В.! Не пожалели дефицитной бронзы: детали памятника подвозили по специально построенной железной дороге. Сапоги Сталина уместились на двух железнодорожных платформах.

С открытием навигации на Волга-Доне Калач в одночасье стал портом пяти морей!

Волго-Донской судоходный канал имени Ленина В.И. Шлюз N13

В это же время в Калач приехали два художника – профессионалы, Кирилл Степанович Хныкин и Кузьма Степанович Голавлев. Оба уроженцы здешних мест.

Кирилл Степанович Хныкин. Мой первый учитель живописи. Калач-на — Дону.1962 год

Кирилл Степанович – участник Великой Отечественной войны. До войны учился в Петрограде в Академии художеств, окончил мастерскую известного мастера, профессора живописи Исаака Израилевича Бродского. Хныкин родился в хуторе Рюмино станицы Голубинской, недалеко от Калача.

Кирилл Хныкин. Теплоход. К., м. 20х 25, 1961 год

В.Кульченко. Рабочие катера. Картон, масло, 70х98. 1976 г.

Голавлев Кузьма Степанович учился в Ленинградском педагогическом институте на художественном факультете, по окончании был направлен в Калачевскую среднюю школу № 2 преподавателем черчения и рисования.

1958 год. При доме культуры была организована изостудия, которую возглавил Кузьма Степанович. Одна из комнат в ДК была под нее приспособлена. В центре комнаты, между окнами, стояла тумбочка, на ней эмалированное ведро, рядом белая кружка. Вышитое полотенце свисает со спинки рядом стоящего стула. Учебная постановка, называется «натюрморт», как объяснил мне Кузьма Степанович. Дал задание: изобразить все это акварельными красками на альбомном листе. Колдующий запах акварельных красок! Из далекого детства выплывает островок памяти в технике акварельной живописи «по сырому», любимый прием китайских мастеров.

Старшей сестре Лире купили акварельные краски, для занятий в школе. Я, совсем малыш, тайком открыл картонную коробочку, где увидел чашечки, наполненные разными цветами. Как они вкусно пахли, хотелось их лизнуть, попробовать на язык. Делать этого было нельзя. Я аккуратно закрыл коробочку. На крышке по складам прочел: «краски акварельные медовые». Этот неповторимый запах акварели остался у меня на всю жизнь!

Монолог

Мона Лиза

Лизни, как в детстве, – дорогая конфетка!

Формула утра –Сквозь светлый сад!

Сядь посиди –

Яд осени поздней, как в детстве, лизни!

Калач-на-Дону, 15 августа 1983 г.

Валерий Кульченко. В окрестностях станицы Романовской. Х., м. 30 х40, 2012 г.

Поначалу рисовали постановки из простых предметов: ведро, кувшин, кружка. Особенно запомнилась одна: заварной чайник, блюдце, стакан чая, в нем преломляется чайная ложка, рядом лимон на белой салфетке. В изостудию частенько заглядывал Кирилл Степанович, как более старший и опытный художник. Иногда давал уроки живописи, по современному проводил «мастер-класс». Вот один из них. По воскресеньям студийцам давались задания посложней, ставилась «натура». На сей раз была приглашена позировать девушка, библиотекарь из ДК.

Кирилл Степанович пришел в самый разгар живописи с натуры. Изъявил желание написать этюд. Быстро нашлась загрунтованная картонка и масляные краски, а вот от кистей мастер отказался. Кирилл Степанович выдавил краски на своеобразную палитру — кусок стекла. Начал живо писать портрет девушки… пальцами правой руки! Студийцы бросили свои занятия и окружили художника. В залитой мартовским солнцем изостудии на наших глазах происходило чудо.

Буквально из-под руки Кирилла Степановича простая картонка превращалась в удивительный женский образ!

«Я вернусь…». Х., м. 60х80. 2005 год

Немногословный по природе, Кирилл Степанович оживлялся, когда рассказывал о своих студенческих годах, об учителе – известном корифее советской живописи И.И. Бродском.

Например, учебная постановка: бородатый натурщик в овчинном тулупе, с берданкой в руке, сидит на возвышении, подразумевался колхозный сторож, «Иван Кузьмич». Все это надо было изобразить на холсте масляными красками. Студенты трудились в поте лица. Профессор живописи приходил на занятия 2-3 раза в месяц.

Вот один студент встал, отошел от мольберта. Прищурившись, посмотрел издалека на свою работу. Медленно подошел к холсту, еще раз внимательно взглянул на плоды своего труда, отложил в сторону кисти. Озабоченный присел рядом, всем своим видом показывая: не знает, что делать дальше. В это время в мастерскую вошел Бродский. Увидев неработающего студента, поинтересовался: «Почему сидите, молодой человек?»

Студент встрепенулся, встал: «Да, вот, профессор, сделал все что мог! Не представляю, как дальше вести работу? Выдохся!» Профессор Бродский подошел к студенческой работе, окинул взглядом холст и философски изрек: «А вот теперь начинается творчество…»

Выдавил на палитру три краски: белила, охру, сажу газовую. Взял большую кисть, и началось волшебство. Широким захватом на палитре смешиваются охра с сажей, и уверенным движением, рукой мастера, кисть втирает краску в фон вокруг головы натурщика.

Кузьма Степанович Голавлев. Портрет юноши. Бумага, картон, 1961 год

«Мы смотрим с удивлением, голова начинает осязаемо выступать из рамки холста! Чуть потер жидкими белилами по лысине, и натурщик начинает «оживать» в довольно затюканной студенческой работе!» – увлеченно рассказывал Кирилл Степанович. Заулыбался, повеселел стареющий художник, вспоминая свою студенческую юность.

Многое я, конечно, в то время не понимал, но слушал, открыв рот, о методах преподавания в академии художеств. Художника Бродского И.И. я знал не понаслышке. Репродукция с его картины «Ленин в кабинете» была напечатана в школьном учебнике («Родная речь»).

Начиная с пятого класса, по русскому языку и литературе нашими учителями были Василий Петрович Рябошапко и Елена Владимировна Гудкова – супруги. Литературу, от былин и до Маяковского, мы учили с миловидной, доброй Еленой Владимировной.

Сейчас трудно в это поверить, в то время из школьной программы был исключен Сергей Есенин! А вместе с ним Велимир Хлебников, Анна Ахматова, Андрей Белый «и Колька Клюев, ладожский дьячок». Не только из школьных учебников, но из всех библиотек, десятилетиями не издавались, полный запрет на гордость и славу поэзии начала двадцатого столетия.

Помню, в седьмом классе Гриша Басов принес в школу тетрадку, на переменке увел меня в дальний конец спортивной площадки. Озираясь по сторонам, раскрыл одну страничку: «Снова выплыли годы из мрака и шумят, как ромашковый луг. Мне припомнилась нынче собака, что была в моей юности друг…», «Выткался над озером алый свет зари, на бору со звонами стонут глухари, где-то плачет иволга, схоронясь в дупло, только мне не плачется, на душе легко…» — прочел я и не сразу понял. Кто это?

«Сергей Есенин», — тихо ответил мой одноклассник Гриша Басов.

Контраст был разительный: дело в том, что перед этим на уроке литературы я самозабвенно декламировал, задрав голову, выпятив грудь колесом, у классной доски, нажимая на «р», «Левый марш» Маяковского: «Разворачивайтесь в марше, словесной не место кляузе! Тише ораторы! Ваше слово, товарищ маузер!» Вызвался читать по собственной инициативе. Какие уж тут «глухари» и «скирды солнца». В голове крутится и по сей день островок Маяковского:: «Дней бык пег, медленна лет арба, наш бог бег, сердце наше барабан».

Валерий Кульченко. Полдень на Дону

 Старый город. Времена года. Холст, масло, 140х180, 2011 год.

«Эта работа высокого музейного уровня, и её время обязательно придёт, а сама картина, может быть, станет символом старого Ростова: ведь дома и люди уходят, а картины — остаются…

Ирина Нестеренко, Журнал «Форум», 2012 год.

Продолжение