Валерий Кульченко. Надпись на обратной стороне фото. Часть 23

By pilipenko / 14.03.2015 / Читаем / 6 Comments

Это надпись на обороте фото поэта Валентина Соколова, псевдоним — Зэка (1927-1982).

Письмо и снимок я получил в начале 80-ых годов прошлого столетия из Новошахтинска от выпускника РХУ имени М.Б.Грекова — Рамонова Алексея: «Валера, здравствуй! Это не наказ и не совет, но вот он молодой (41 год) у него период творческого взлёта (как сказал по ЦТ писатель ЛЕОНИД БОРОДИН).

БОРОДИН в Москве мне говорил тоже, что и в передаче по ЦТ — другого такого поэта и не было и Соколов — поэт N1 в 60-ых годах.

Попробуй сделать именно этот период.

Валера, я тебя считаю человеком порядочным. Пожалуйста, фотографии не размножай, пока не вышла книга — это огромная просьба. Я где-то 30 мая вылетаю в Москву на пару дней. Мне дали телеграмму из Нью-Йорка о встрече в Москве.

Краткая характеристика Валентина Зэка — Человек несгибаемой воли. Ни в даже малейшие контакты, что связано с Советской властью, не входил.

Считал, что если интеллигенты работают: пишут картины, книги, музыку — то они создают иллюзия, что наша страна нормальная.

В контакты редко с кем вступал, больше находился один.

Очень человечен, образность мышления! 30 лет лагерей, плюс спецбольница МВД.

Валера, ты знаешь, тут трудно, даже невозможно провести аналогии».

Валерий Кульченко. "Лесное озеро. Пейзаж с козой". Х.,М. 60х85, 1980 г. Академическая дача. Вышний Волочок.

Валерий Кульченко. «Лесное озеро. Пейзаж с козой». Х.,М. 60х85, 1980 г. Академическая дача. Вышний Волочок.

Поэт Валентин Петрович Соколов родился в городке Лихославль, что находится между Тверью и Вышним Волочком по Октябрьской ЖД из Москвы в Ленинград (СПб) 27 августа 1927 года.

Семья была очень религиозная — родители из тверских карелов — древнейшей этнической группы, населяющих эту землю.

Отец работал скромным госслужащим в городской управе.

Валентин начал писать стихи со школьной скамьи.

Трудно что-то сказать по этому поводу. Что это? Какой-то знак судьбы?

Или просто занятный эпизод в биографии, но это факт — русский язык и литературу в школе преподавала внучатая племянница А.С.Пушкина — Нина Иосифовна Панэ.

Учительница заметила первые стихи юноши и взяла шефство над его занятиями поэзией.

В 1945 году Соколов поступил в Московский институт стали и сплавов, на подготовительное отделение.

Через год его призвали в армию, а уже в 1948 арестовали за отказ идти на выборы — голосовать «за блок коммунистов и беспартийных».

Соколова осудили на 10 лет лагерей. Отбывал срок в «Воркутлаге».

Тверская земля — родина Валентина Петровича Соколова — поэта Валентин Зека.

1973 год. Осень. Первый мой заезд на «Академическую дачу имени И.Е.Репина — Заповедная Россия» — вблизи городка Вышний Волочк (8 км.).

Дом творчества основан в 1884 году для бедных студентов императорской академии художеств. Терпигорево, Подол, Котище, Серебрянники, Валентиновка, Кишарино, реки Мста, Мстино озеро — места удивительные по своей красоте и загадочности. Куда ни кинешь взор — готовая картина: налево — Шишкин, направо — Левитан, прямо — Саврасов — в прямом смысле — берёзки и на ветвях — живые грачи!!!

Классика окружала со всех сторон — пиши этюды — повтора не будет, настолько многообразна природа в окрестностях Академической дачи.

Да не тут-то было — забирался я в места глухие, крайне неухоженные, всё чего-то искал — в основном вдоль обрывистых берегов Мсты.

Однажды я присел отдохнуть на какой-то камень, закурил, стал озираться вокруг: север, юг, восток и запад — по часовой стрелке.

Что-то меня насторожило и тут я обратил внимание, что среди зарослей ольхи и могучих сосен выглядывают серебристо-голубые камни-валуны.

Сев на один из них я почувствовал дыхание ледника, панцирем покрывавшим эту землю много веков назад. И я задумал написать работу — тема или название «Валуны и сосны».

Каждое утро, после завтрака, тащился я с метровым холстом на спине, через плечо этюдник, на мотив.

Устраивался на краю поля, спиной к красивым, выигрышным видам, и, вперив взгляд, в заросший берег, где под разлапистыми кронами сосен — то там, то здесь, светились крутые лбы валунов, начинал работать.

Помимо визуальной картинки, пытался что-то изобразить — постичь какую-то тайну.

Валерий Кульченко. Валуны и сосны. Картон, масло. 90х100. 1973 г.

Из соседней деревни Кишарино женщина — вся в чёрном — приводила белую козу, привязывала её на длинную верёвку к железному штырю, вбитому в землю.

Коза оставалась единственным зрителем и свидетелем моих творческих мук.

Осенние дни становились короткими и пасмурными. Зачастили дожди. Я засел в мастерской, наблюдая через окно пейзаж поздней осени, которые «бранят обыкновенно».

И еще вспомнились пушкинские строки: «Унылая пора, очей очарованье»… Открывался вид на чашу озера Мстино, у воды — крыши банек, дальше дорога через плотину на Серебянники, вдали — зубчатая стена леса — всё в серебристо-пепельных тонах.

На круглом столике — пустой графин, рядом — букетик полузасохших сентябрин. В углу мастерской — связка пустых подрамников.

Одинокая лодка рыбака на глади воды и низкое, свинцовое небо дополняли картину тишины и увядания.

Так родилась работа «Осенняя мастерская».

«Просинь — море, туча — кит

А туман — лодейный парус.

За окнищем моросит,

Не то сырь, не то стеклярус…»

Невольно приходили на память стихи олонецкого поэта Николая Клюева (1887- 1937 гг.).

В одно прекрасное время, ночью выпал первый снег, прервав череду однообразных, мрачноватых дней.

Я подошел к «окнищу» и ахнул: наступила зима, побелели крыши изб.

Написал стих:

«Снега, снега!

Нега белого на белом.

Мелом расчерчен пейзаж,

Зажат синей рамой окна —

А на радиоволне —

Волненье звуков —

фортепьяно.

Пьяный бреду, в белом,

Мелом черчу следы…»

Академдача. Вышний Волочёк — Тверь. Ноябрь. 1973 г.

Земля покрывалась пушистым Белым одеялом.

На фоне заснеженных полей, пригорков, полян чётко выстроились потемневшие стволы деревьев.

Манил чёрный «магнит» не замёрзшей реки.

Обитатели творческой дачи повеселели, оживились, задвигались, стали выползать из своих прокуренных мастерских на свежий воздух, изумляясь, восторженно «охая» и «ахая», взирая на красоту русской земли.

Директор дачи Пётр Николаевич Козельский — «душа художников» — распорядился хозчасти выдать желающим валенки и тёплые ватники.

Экипировавшись должным образом, ринулась толпа бородачей писать зимние пейзажи.

Отдельный «десант» окружил рощу берёз-«миллионщиц»!

70-ые годы прошлого столетия художественный фонд СХ РСФСР учредил художественную лотерею. Каждый желающий, член СХ мог послать свои живописные работы на «лотерею» в Москву. Размер — не больше 50 см по большой стороне — на холсте или картоне, на обороте — фамилия, название, год создания, адрес.

В столице специальная комиссия — худсовет оценивали произведения и комплектовали для дальнейшего розыгрыша.

Отбор был жёсткий.

Билет «Художественная лотерея России», красочно оформленный, продавался в киосках «Союзпечати» по всем городам и весям необъятной нашей Родины за два рубля — деньги по тем временам вполне приличные.За два рубля можно было получить вполне добротную живопись в авторском исполнении ведущих мастеров — если, конечно, повезёт и выпадет счастливый билет.

Березки предлагались во всех видах и состояниях: зимние и летние, но особенно ценились осенние красавицы — когда бабье лето светится золотым пожаром.

Недалеко от «Академической дачи» роща берёзок красивой группкой выстроилась на косогоре вдоль озера Мстино, отражаясь россыпью светлых бликов в тёмных его водах.

Валерий Кульченко. Вышний Волочок. Золотая пора. 60х80. Бумага, акварель. (2015 год).

Зубчатые, чёрные треугольники елей кое-где прорезали бронзовую грусть природы.

Вокруг этого «выигрышного мотива» часто стояли художники и трудились в поте лица — «на лотерею».

Особенно шустрые и набившие руку, успевали за два месяца, проведённых на даче, сделать солидное количество этюдов белоствольных деревьев ( и не только их, но и — роскошные закаты и рассветы, россыпи одуванчиков на склонах и лужайках — не счесть картинок природы, прилегающей к творческой даче).

Если всё это богатство удавалось удачно продать на лотерею, то слух о берёзках-кормилицах не на шутку тревожил воображение художников.

Сначала кто-то из живописцев невзначай предложил: «Пойдём сегодня писать к берёзам-«миллионщицам».

А потом всерьёз и надолго белые подружки стали легендой «Академической дачи».

Подавал и я свои работы на художественную лотерею, но получил отказ и моя живопись благополучно вернулась в Ростов.

Дело в том, что принимались творения сугубо специфического плана, а отсутствие или пренебрежение деталями, как то: веточки, листочки, пасторальные небеса — сурово каралось авторитетной комиссией.

Приверженность к постимпрессионизму, благосклонность к творчеству французского мастера Дерена в мои живописных опусах была налицо и поэтому худсовет единодушно вынес вердикт: «Отклонить»!

Да я и не особенно сопротивлялся. Успокоился и продолжал свой путь среди пыльных бугров и величавой степной реки — Дон.

Равнинная мелодия горизонта изредка прерывалась пирамидами терриконов возле шахтёрских посёлков. Из каждого доносилась популярная песня тех лет:

«Спят курганы тёмные солнцем опалённые

И туманы белые ходят чередой

Через рощи шумные и поля зелёные

Вышел в степь донецкую парень молодой…»

Валерий Кульченко. «Золотая нива». Картон, масло, 80х60, 2010 год.

В Новошахтинске Валентин Петрович Соколов появился в 1957 году по амнистии.

Стал трудиться на шахте имени А.М.Горького горнорабочим и вскоре «крамольно» выступил в Красном уголке шахтоуправления. Он защищал шахтёров: тяжёлые условия труда, низкие расценки, нарушения техники безопасности, бездействие профсоюзов… Собрание закончилось скандалом и дракой.

Администрация вызвала милицию.

Зачинщиков и виновника смуты задержали.

В местом РОВД Соколову припомнили всё: и судимость по политической статье и антисоветские высказывания в кругу рабочих и стихи, «порочащие» советскую власть!

Начальник Новошахтинской милиции сказал гражданину Соколову: «Был политическим — у нас сядешь вором!».

По сфабрикованному делу о краже музыкального инструмента из реквизиты духового оркестра Дома культуры, его арестовали.

Жена Соколова — Ксения Покачалова — простая женщина — догадалась, что после ареста придут с обыском и будут искать не музыкальные инструменты, а «компромат» по существу — стихи.

Она собрала тетрадки своего «декабриста» (так, любя, она называла Соколова), завернула в непромокаемый пакет и спрятала во дворе в ящике для хранения дров и угля. Там стихи и пролежали почти 30лет.

А в 80-ые годы прошлого столетия Алексей Рамонов (выпускник ростовского художественного училища имени М.Б.Грекова) начал по крупицам собирать сведения о жизни поэта в Новошахтинске и вышел на адрес его последнего проживания. Он-то и откопал — в буквальном смысле слова в мусоре угольного ящика, на задворках посёлка, пакет со стихами.

За два месяца до смерти, Алексей прислал мне фото поэта. На обороте надпись:

«Я боюсь этой тайны касаться.

Я боюсь тебе чистым казаться,

Когда небо свидетель и страж,

Если б знала ты,

Как это страшно,

Когда больше себя не отдашь.

Помолись за меня, помолись…»

Валентин Зека

Я держу это фото в руках, прошло 33 года и понимаю, что тиражировать его нельзя никогда!

Измученное принудительным лечением в новошахтинской психлечебнице, лицо. Пиджак и рубашка явно не его размера, наспех повязанный галстук — как удавка.

Снимок сделан для отчётности, для проверяющих — а вдруг нагрянут? Времена-то меняются. А тут, дескать, всё нормально — «лечим».

Глаза выдают всю правду — усталый взгляд замученного в неволе, но не сломленного духовно, человека.

Сквозь пелену страданий проступает несгибаемая воля, твердость и решимость идти до конца.

Тогда я сделал рисунок.

Поэт Валентин Соколов умер в 1982 году, по иронии судьбы в очередную годовщину Октябрьской революции, которую считал главной бедой для России.

27 августа 2013 года в Новошахтинске открыли памятник Соколову, Валентину Зэка, к 85 — летию со дня рождения — единственный подобный знак памяти патриарху лагерной поэзии в стране.