|
|
«Как проверить родичей на предмет их родственных чувств? Сильна ли пресловутая кровная связь? Что таится за добрыми улыбками, слащавыми поцелуями, радостью встреч? На что они действительно готовы пойти ради вас?
Выяснить это просто, я сама придумала тест. И скажу одно: родственники Пеппе его не прошли, не выдержав проверки на вшивость — а ведь он всегда был о них такого высокого мнения! Миф развеялся сам по себе…
С братом Рино Пеппе всегда был в натянутых отношениях, можно сказать — на ножах. Причин тому было множество: неодобрение женитьбы на коварной русской, “досмотр” давно уж покойных родителей, несправедливый раздел имущества после их смерти и разногласия по поводу того, как этим жалким и несправедливо разделённым имуществом распорядиться. Но всё же Пеппе надеялся, что в глубине души брат хранит к нему нежные чувства и не оставит в случае крайней нужды.
Я его уверяла в обратном.
Как-то воскресным утром, чтоб доказать мне, что я не права, он позвонил старшему брату и после вялых приветствий начал издалека :
— Слушай, Рино, что я тебе скажу…Ты помнишь, как в старые добрые времена мы делали домашнее вино? Хорошее было вино! И как выпивали втроём — ты, я и отец — по тысяче литров в год?
— Мбе?… — отвечал ему брат.
— Так вот, мой доктор сказал, что по три литра в день лучше было не пить — печень
теперь никуда не годится. Теперь мне срочно нужна пересадка — от близкого родственника. Я им сказал в больнице, что у меня есть брат….Ты слушаешь, Рино? Мы ведь почти близнецы. Могу я расчитывать на тебя?
Вначале на том конце слышен был кашель — возможно, Рино давился кофе или бриошью, а уж затем его злобный голос, который ругался плохими словами, и расстроенное лицо Пеппе ясно говорило о том, что братской печени нам не видать.
Брат передал трубку жене Марии, которая, будучи медсестрой по профессии, уверяла его, что у Рино — плохие анализы, намного худшие, чем у Пеппино, и вместо того, чтобы быть таким эгоистом, он мог бы хоть иногда поинтересоваться здоровьем брата, а не просить у него кусок печени, непарного органа…
— А почку? — ещё на что-то надеясь, спросил Пеппино .- Хотя бы почку — у него их две; или если не почку — то хоть пару тысяч взаймы, мне надо платить за фургон…
Связь оборвалась. Я, как обычно, была права.
Однако, Пеппе верил ещё в людей, и особенно — в кровных родственников, членов семьи. Где-то в Каракасе (Венесуэла) жили тётя Кармела и муж её — дядя Нунцио, а также кузина с потомством… уж они-то души в нём не чаяли! В этом он убедился лет тридцать тому назад, когда, ещё молодым, отправился в Венесуэлу…У дяди была там фабрика обуви, и племянник Пеппино думал подзаработать, но вернулся домой без гроша в кармане- виной тому стала, конечно, не дядина жадность, а кризис. В стране случилась невиданная инфляция, и пришлось покинуть Венесуэлу несолонo, как говорится, хлебавши. Но впечатлений хватило ему на долгие годы: Пеппe помнил, как вечерами сидели дома, боясь высунуть нос на улицу: в Каракасе царила преступность — и думать нельзя было выйти в часах, украшениях, при деньгах и даже в хороших ботинках — вас тут же грабили, раздевали, подвергали насилиям, стреляли.
Семья итальянцев-обувщиков в Каракасе жила хоть и не в бетонвилле, но всё же в квартале, где часто случалось всякое. Hеподалёку слышались перестрелки…
Помнил также, как старались не оставлять с ним наедине тогда ещё юную кузину на выданье, и как дядя как-то повёл его, видно, профилактически — в венесуэльский публичный дом.
Врезалась в память внешность венесуэланок — самых красивых, по мнению Пеппe, женщин на свете.
И тётина доброта: она всегда делала ему подарки- хорошие майки и носовые платки!
Годы летели, кузина вышла замуж, к великой досаде тёти и дяди, за темнокожего гражданина, и родила детей; немного их утешало то, что темнокожий зять был образован (преподавал в университете) и богат (имел свой бизнес).
Время от времени гости из Венесуэлы наведывались в Италию — то продать ненужные участки земли, то приобрести квартиру — ведь рано или поздно и они помышляли «вернуться на родину», но никогда не звонили без надобности, не писали, не слали открыток… Пеппино обьяснял это всё расстоянием и некоторым неизбежным отчуждением, но каждый раз неизменно надеялся, что в следующий приезд в Италию тётя сделает ему ценный подарок, обещанный много лет назад, когда он помог ей продать старый дом.
— Если бы она хотела что-то тебе подарить,- рассуждала я, — то сделала бы это уже давно. Такие подарки или делают сразу, или не делают совсем.
— Ты просто не знаешь моей тёти, — упрямился он, улыбаясь загадочно и с превосходством.
Потом открывал чемодан, где хранил свои старые вещи.
— Видишь майку? Какое качество, а? Совсем как новая- Hugo Boss. Это мне тётя дарила, когда я жил в Венесуэле. А ремешок- смотри- натуральная кожа! Нет, тётя — она молодец, ничего для меня не жалела!
Я не разубеждала, но годы шли, а тётя всё не давала знать о себе — старилась в Венесуэле, забыв об итальянском племяннике. Фабрика дяди исправно работала и приносила доход, кузина тоже жила безбедно…Иногда Пеппино встречал их совсем случайно летом у моря, когда они приезжали с внуками на каникулы; никто его об этих приездах не извещал, впрочем, как и брата Рино. Oбщаться с ними явно не хотели, но Пеппe ещё не утратил иллюзий.
Как-то летом на базаре в приморском городишке Пинето он встретил случайно и неожиданно — дядю! Обьятья и поцелуи!
Оказалось, семья из Каракаса решила окончательно перебраться в Италию; жизнь в Венесуэле стала невыносимой. Преступность свирепствует, как никогда, а полицейский произвол?…Лучше и не говорить.
Вот почему они и купили, ты погляди, уже вторую квартиру поблизости, на адриатическом взморье, и если мы его подвезём — дядя нынче пешком- он покажет нам новые аппартаменты.
По дороге дядюшка Нунцио поведал нам страшную историю своего недавнего похищения в Каракасе. Лицо его, впрочем, осталось невозмутимым — ни один мускул не дрогнул на усатой физиономии, и в глазах мелькала усмешка — это был сильный, бывалый и волевой бизнесмен, знакомый с коррупцией и произволом властей не понаслышке. Крепкий орех, oн и с годами-то не менялся, этот дядя из Венесуэлы. B то время как тётя казалась синьорой почти что дряхлой, Нунцио выглядел прежним: тот же нос, те же усы, и ни морщиной больше…
Похищение было организовано самой полицией Каракаса; почти открыто, среди бела дня, его посадили в служебный фургон и держали в нём сутки в плену.
— Во что ты ценишь свою жизнь?- спрашивали бандиты в униформе.
Дядя меланхолично пожимал плечами.
— Я бы не дал за неё и почтовой марки, — говорил ему старший по званию.
Тем временем злодеи позвонили к нему домой, потребовав выкуп в восемьдесят тысяч долларов — сумма, которую дядя назвал спокойно и благодушно, без напряжения, как будто даже ему эта цифра казалась уместной и благоразумной для выкупа синьора его положения.
Пеппe сочувствовал, качал головой:
— Стало быть, в Венесуэле всё остаётся так же, как прежде?
— Ууу, ещё хуже! — дядя махал руками. Преступность растёт, у власти — какая-то клика, Чавец какой-то у них теперь президентом…
Кузина с мужем сумели-таки собрать на исходе дня нужную сумму, оставить в условленном месте и выручить дядю. А если бы не сумели?!… Дядя смеялся в усы, не допуская и мысли о таком повороте событий. Ну, если бы не сумели — тогда, возможно, его отдали б в рабство торговцам наркотиками, и он работал бы на плантации где-нибудь в джунглях, пока за него не заплатят выкуп! Но всё обошлось как нельзя лучше, и подобное «кровопускание» вроде не нанесло ущерба финансам семьи.
Кузина из Венесуэлы встретила нас, как нежданных гостей — была радушна, но очень рассеяна. Она как раз убирала на кухне, в её новую квартиру на третьем этаже палаццо недавней постройки только что привезли мебель… Стояла жара, но внутри бесшумно работал кондиционер, она угостила нас пивом из нового холодильника. Под балконом, с которого виден был пляж, стояла новая, несомненно только что купленная машина…
Венесуэльцы жаловались на обстановку в стране, преступность, полицию и президента, но не на нехватку денег. Денег им, очевидно, хватало.
Пеппe привычно жаловался на кризис, охвативший демократическую Италию, на цены, на то, что «нам скоро всем будет не на что жить»….Пенял на предателя Рино, не желающего делиться ни печенью, ни почкой, не говоря уже о деньгах.
Напрасны были мои попытки перевести разговор на более лёгкую тему, щипки за локоть, толчки ногой под столом, напоминанья о «ждущих нас дома делах». Пеппино любил сгущать краски и сетовать, теряя всякое чувство меры. От меня не укрылось, однако, выражение озабоченности и досады на лицах кузины и дяди.
Расставаясь, все обещали друг другу звонить (хотя кузина забыла оставить свой номер), вместе пойти пообедать или хотя бы сходить вечерком в пиццерию.
Пеппe был счастлив вновь обрести семью, а я, как всегда, сомневалась- к чему им, скажите на милость, таким обеспеченным людям, общество бедных племянников? Чтобы те — рано или поздно — у них попросили взаймы?…
— Да нет, они позвонят,- уверял меня Пеппe.
Но пролетели дни, недели, месяцы — и никто ему не звонил.
— Да, ты права, — признался он наконец. — Никому я не нужен… А помнишь, как он легко говорил о восьмидесяти тысячах долларов? О том, как они собрали такую сумму за день?
— Да, легко, — согласилась я. — И не моргнули глазом…
………………………………………………..
Связать старика оказалось делом несложным.
Привычный к вымогательству и похищениям, он был спокоен, не сопротивлялся, вёл себя благоразумно, с достоинством.
Не мешало бы всунуть кляп, но Пеппe хотелось беседовать с дядей, задать ему ставший уже рутинным вопрос о том, во сколько тот ценит жизнь…
|
