|
|
 Истории секретного НИИ, рассказанные мне когда-то родителями; основаны на подлинных фактах, но все фамилии изменены, совпадения случайны, и автор ответственности ни за что не несёт.
Инженер продавал военные тайны
Долгие годы мoи старики были сотрудниками НИИ АПэПэ — одного из обычных секретных НИИ, работавших на оборону. Название длинное; проще его называли «десятый ящик», или ещё короче — «десятка«. Уже этот кодовый номер как бы давал понять: дело тут ведомственное, сурьёзное, сугубо зашифрованное, почти как Ангар 51. Неизвестно, чем они там занимались, у себя на «десятке» все эти годы — но вряд ли вивисекцией пришельцев и поисками внеземных технологий. Наверняка, радиоэлектронными штучками той давно забытой, докомпьютерной эры.
Естественно, папа и мама, два «засекреченных» служащих, значились «невыездными», хотя – a куда можно было поехать в шестидесятых- семидесятых? Тогда «выездных»-то было раз-два, и обчёлся. Мотались по всей стране в командировки, на какие-то важные «испытания» АПуПешных их разработок, возили с собой бумаги, содержавшие, как полагали, «военные тайны», получали 110-120 рубликов в месяц.
Папа, правда, тот сделал кое-какую карьеру в НИАППе: защитил диссертацию и стал начальником лаборатории, а затем — и отдела, в то время как мама свой век провела в «рядовых «инженерах.
Но выдать секреты — ни-ни! Ей бы и в голову не пришло так насвинячить Отчизне.
А инженеру Аванесяну — пришло. Он обладал практическим складом ума, и сразу дотумкал, что отрасль, где он трудился — абсолютно бесперспективная. Ничего, кроме жалкой зарплаты в 120 рублей,в ближайшем будущем не предвиделось. Если с других производств можно хоть что-то вынести — производимый товар или какую деталь оборудования — здесь, в НИАПeПе, не было ничего — одни идеи и разработки! Военные.
Но если такое всё тайное и секретное, должно же оно кого-то интересовать?- думал Аванесян. Хоть какую задрипанную вражескую разведку?
И стал вынашивать планы, и собирать документы…И хоть Уровень допуска у инженера был невелик, но известными ему параметрами двух радиолокационных установок он надеялся всё же порадовать Пентагон! Думал также всучить простофилям- американцам, как объяснял он позже, неважные и второсортные сведения, всякую дезинформацию- а деньги с них всё- таки взять.
-Конечно!- его поддержал коллега и близкий товарищ Терликов. Он возбуждённо хихикал и потирал ладони.- Вот у меня семья; на меня, понимаешь, могут нажать…а ты свободен, как ветер, можешь и эмигрировать! Если бы не семья, я бы завтра же им все секреты продал — всё равно через месяц- другой устареют — и поминай, как звали!…
Через знакомых в Москве каким-то образом вышел на сотрудника американского посольства. Узнав о шпионском рвении Аванесяна, тот обещал «доложить компетентным коллегам» и организовать ему встречу . Говорил он на ломаном русском, но неохотно как-то, безо всякого энтузиазма.
Инженер даже разочаровался: это в самый разгар-то холодной войны и гонки вооружений!
Позвонили ему не сразу. В этот раз говорили охотно и весело, и по-русски очень прилично, но с сильным американским акцентом. Пригласили приехать в условное место со всей собранной документацией.
— А как же насчёт оплаты?- Инженер был готов к сотрудничеству с Западом, нo на взаимовыгодной основе.
Шпион ЦРУ отвечал уклончиво:
— Вы приезжайте, а там посмотрим. Зависит от ценности материала.
Аванесян поехал на встречу; имело смысл прихватить с собой и личные вещи, но ему не хотели портить сюрприз. Его наивность и легковерность выглядели настолько забавно, что даже растрогали «американцев».
Где провёл инженер последующие годы — никто точно сказать не может, И хотя ему не удалось передать сведения в руки чужой разведки, да и сведения -то оказались сомнительной важности — нужно принять в расчёт саму гнусность намерений.
Как вот меня, например, арестовали при «попытке к спекуляции». Не успела ещё продать , но собиралась.
А Аванесяна вовремя взяли при попытке измены Родинe.
Годы спустя он вернулся в Ростов и был принят на тот же «10-й ящик»; только НИИ АПП был уже перепрофилирован. Обезопасив себя от вражеских происков , он разрабатывал теперь магнитофоны «Ростов- 101 и 102 стерео».
«Пойду доложу в Вашингтон».
Может, после истории с Аванесяном, а может, в связи с обострением международной напряжённости в целом, руководство НИИ АПеПе повысило бдительность. Необходимо знать, «чем дышат» сотрудники секретно- оборонного НИИ, каковы интересы и настроения, что говорят и как реагируют, какие книжки читают, каким передачам внемлют, вращая ручки транзисторов?
Средства сбора такой информации были разнообразными. В том числе, в нашем дворе, со всех сторон окружённом «хрущёвками», где жили сотрудники НИИ АПП, открыли детский кружок»Умелые руки», который правильней было б назвать «Длинные языки». Там ребятишки младшего школьного возраста играли, мастерили и рисовали в своё удовольствие; а руководила кружком Анна Матвеевна Брук, жена инженера Брука, особа свежая и приятная, легко входившая к детям в доверие, и те охотно с ней откровенничали…
Моя бабушка, помню, говаривала: «Дети — предатели всей семьи!»
Я тогда училась в младших классах, и тоже ходила с подружками в этот кружок; мастерить никогда не любила, но любила зато рисовать и смотреть диафильмы. И помню, как Анна Матвеевна спрашивала детей:
— А твои папа и мама вечером чем занимаются?…Книжки читают? А радио слушают? Есть транзистор у вас?…А передачи из Америки взрослые слушают? И по- английски всё понимают, когда говорят?… Ну, надо же, какие молодцы!
У нас имелся транзистор, и папа часто слушал музыку, а иногда — и «Голос Америки из Вашингтона», который нещадно глушили…но всё это мне не казалось забавным. Хотелось зато рассказать Бручихе о том, как папа каждый вечер запирается в туалете, объявляя: «Пойду доложу в Вашингтон!»… (Юмор такой был у отца: каждый раз, собираясь засесть в туалете, он говорил: «Ну, я пошёл доложить в Вашингтон»)
Вот это могло бы Анну Матвеевну развеселить, думала я, любившая смешные истории, но потом застеснялась…больше детей, чем Анну Матвеевну; вопрос показался каким-то таким щекотливым, связанным с туалетом… и передумала, ничего не сказала.
Может, и правильно сделала. Папе, сотруднику вздорному и считавшему себя бог весть каким умником, могло ничего и не быть; а могло, в свете последних событий, и не поздоровиться, и карьере его в НИИ мог быть нанесён серьёзный ущерб.
Инженера увозят в психушку.
В НИИ АПеПе работал один инженер по фамилии Терликов. Способный, как говорили тогда, «башковитый», вот только страдал он душевным расстройством неведомым, дававшим пару раз в год обострения. Думали, речь шла о шизофрении, которой часто подвержены как раз личности незаурядные и даже, порой, гениальные. Зная такое дело, никто, конечно, Терликова из института не гнал, не увольнял, он считался полезным сотрудником…Но наблюдали за ним внимательно, не спуская бдительных глаз, чтоб не прощёлкать момент, когда на него «накатит»…
Функцию бдения взял на себя, с дружного согласия родных и близких, начальник лаборатории Малышев. План действий на этот случай был прост: при первых же признаках, тихо и незамедлительно, не привлекая внимания, вызвать в НИИ психиатров. Раз или два этот план успешно сработал, но Терликов был неглуп и быстро учился на опыте.
Понять, что с ним что-то не так, не составляло труда. Обычно всё начиналось с того, что Терликов вдруг становился весёлым. Хихикал и хохотал, читая техническую документацию, в которой совсем ничего смешного и не было. По этим признакам возбуждения коллеги определяли, что время звонить, пока веселье его не зашло далеко. В дальнейшем больной становился неуправляемым: в буквальном смысле рвал и метал.
Рвал и метал документы, над которыми прежде хихикал; и Малышев с ужасом помнил картину полного хаоса, царившего в лаборатории- бумаги из разных папок, из разных проектов, кружившие в воздухе и вперемешку слетавшие на пол, а Терликов на четвереньках, зажав в зубах ещё не отксеренный, только что присланный из министерства заказ, мотает кудлатой башкой… И все попытки вырвать его, покусанный и обслюнявленный, из стиснутых челюстей, бесполезны.
— Отдай, Вадим Николаич! Фу!! Отдай, я тебе говорю!
И в этот раз Малышев первым почуял неладное: Терликов фыркал, хихикал и потирал ладони над справочником полупроводниковых диодов, как будто в жизни не видел такой смешной чепухи!
Малышев сделал бровями особый знак старшей научной сотруднице Вере Демидовне и мягко, на цыпочках выбежал в коридор, чтоб из кабинета напротив, не привлекая внимания, вызвать «03».
— Да, проходная закрыта,- говорил он в трубку вполголоса, — но вы подождите внизу, и я вам его пришлю, под удобным предлогом…Да, это хитрый такой сукин сын, с ним держитe ухо востро; если о чём догадается — то может нормальным прикинуться, назваться чужой фамилией…
— Не беспокойтесь, возьмём. Брали и не таких, — заверили Малышева.
С полчаса сослуживцы дружно следили за Терликовым, то и дело бросая тревожные взгляды в окно и невзначай убирая подальше бумаги…с ним же самим держались фальшиво любезно и предупредительно. Наконец, появилась «скорая», встав за углом проходной.
-Да? Хорошо, позову,- ответил начальник по телефону с видимым облегчением.
-Вадим Николаич, там к Вам пришли, на проходной — выйдите на минутку,- как можно невинней и непринуждённей он обратился к Терликову.
И мог бы поклясться, что на лице инженера заметил дьявольскую ухмылку.
Послушно и без возражений Терликов вышел. Коллеги прильнули к окнам, чтоб не пропустить интересное: как человека увозят в психушку…
Но Терликов оказался не дурак; он и не думал идти на проходную, а лишь спустился вниз на этаж, где из окна туалета открывался прекрасный обзор: скорая помощь в засаде, два санитара и врач. Он хохотал до слёз и беззвучно кусал кулаки — настроение просто отличнoe!
А Малышев нервничал: психбригада уж полчаса как пряталась там, за углом, Терликов не выходил…Так без него, глядишь, и уедут. Черт бы побрал «закрытые» учреждения с их проходными! Придётся спуститься …
-Вы по поводу Терликова?- успел он только задать вопрос.
Дальше всё произошло быстро и неожиданно. Сотрудники и подчинённые сверху, а ниже, из окон сортира, сам Терликов, смотрели, разинув рты, немое кино; Малышев дрался, как лев, но уступил грубой силе троих, впихнувших его в фургон.
На службу начальник вернулся лишь через пару дней, вялый и заторможенный, чего нельзя было сказать об инженере Терликове, бодром и энергичном, как никогда. Сидя на своём рабочем месте, он абсолютно серьёзно, без тени улыбки, просматривал документацию.
|
