Валерий Кульченко. Конюх повесился. Острова памяти. Часть 36
Валерий Кульченко. «Хутор Камышный». Х.,М. 60х80, 1975 г. Из серии «Время золотых холмов» Беспощадные, всепроникающие спицы солнечного колеса засветили мой холст, а вскоре я весь оказался во власти обжигающего дыхания суховея. Задул «калмык», срывая белые барашки волн на потемневшей реке. С проходящего мимо сухогруза доносилась мелодия известной песни Высоцкого: «Я коней напою, я куплет допою, хоть немного ещё постою на краю…». Из капитанской рубки штурвальный внимательно рассматривал в бинокль загадочное зрелище — кто это? Стоит под вербой, на много сотен вёрст пустынном берегу? И главное, чем занимается? Что это за странная штуковина на треноге под зонтом, возле бородатого человека? Валерий Кульченко. Черкасово.Затон. Бумага, карандаш, чернила, 1990 На всякий случай дал короткий гудок «ту-ту» дескать всё вижу, но ничего не знаю. Но чтобы попасть в этот зелёный оазис, предстоит преодолеть полосу препятствий, а именно — накалённый на солнце песок до состояния скворчащей сковородки. Через плечо — этюдник, за спиной — зонт, в руке холст, которым я пытался балансировать, сохраняя равновесие. Извивающаяся червяком, подпрыгивающая, как на угольях, моя фигура делала несуразные прыжки, что вызывало взрывы хохота, расположившихся в тени деревьев, невольных зрителей — Екимова и Татьяны. А молодёжь — Максим и Петя — сочувствовали и давали советы — каким маршрутом мне легче передвигаться. Мои страдания усугубляли колючки «баранчики», которые неожиданно впивались в подошвы босых ног. Тут я на некоторое время застывал в нелепой позе, избавляясь от колючек. Наконец, плюнув и на рекомендации и на осторожность, игнорируя обжигающий пятки песок, ринулся бежать по прямой со скоростью спринтера к спасительному островку нашего лагеря. Валерий Кульченко на этюдах. Подворье писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону, Пролетарская 35. 1995 год В конце сезона Борис Екимов подписал свою книгу повестей и рассказов «Валерию Кульченко — с осенним приветом. Август 1995 г. Дневная t +21 градус. Борис Екимов». Валерий Кульченко. Подворье писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону. Х.,м, 50х35. 1995 год Донской скульптор Костя Коляда принимал гостей: жокей Леонид Одинцов и студент ростовского пединститута Семён Ушаков из Вёшенской. Мастерская скульптора представляла собой несомненный интерес для людей далёких от мира прекрасного, но проявляющих любопытство и тягу к просветительству. На стеллажах вдоль трёхметровой самой длинной стены, стояли небольшие деревянные скульптуры, раскрашенные самим автором в народном стиле: казак на лошади, атаман с насекой в руке. Простота форм, монументальность, придавали образам налёт былинности и сказочности. Украшали интерьер коллекции утюгов, пожарных касок, начиная с 19 века, набор казачьих нагаек разных видов. Коляда был человеком увлекающимся, сам плёл нагайки. В глубине души он — собиратель. Любил историю донского края, занимался самообразованием, много читал. А ещё Костя обожал лошадей. Леонид Одинцов — известный наездник 70-х годов — представитель династии жокеев Одинцовых — кличка Одинец. Завсегдатаи скачек на Ростовском ипподроме знали, что зачастую судьба заезда решалась на последнем повороте перед финишной прямой. Этот участок не был виден зрителям с трибуны и там-то между жокеями делилось призовое место. Во всяком случае, так утверждали заядлые знатоки «тайн Ростовских конюшен». В их числе и Костя Коляда. Но когда в заезде участвовал жокей Одинцов, то публика уверенно делала ставки на его лошадь, знали — он честно ведёт скачку. Звучит гонг, дан старт. Наездники пришпоривают своих лошадей, постепенно вытягиваются в линию друг за другом. Диктор объявляет: «Скачку ведёт Одинцов». Трибуна дружно выдохнула: «Одинец, пошёл!», кавалькада скрывается за роковым поворотом. Несколько томительных минут неизвестности и вот в клубах пыли группа хрипящих в мыле лошадей вырывается на финишную прямую. Идут, как говорят, ноздря в ноздрю, безжалостно настёгиваемые наездниками. Решается судьба призового места. Впереди бирюзовый камзол Одинцова. Трибуна стоя скандирует, предсказывая победу: «Одинец! Одинец! Давай!» Одинцов никогда не подстёгивал лошадей. Однажды во время таких посиделок в мастерской на Университетском 111/113 Коляда заспорил с Ушаковым на больную, но животрепещущую тему: «Кто продал Дон? Кто виноват в крушении донской мечты: верховые казаки или Низовье?». Так как вёшенец Ушаков представлял «верховые» станицы, то, естественно, защищал своих «земелей»-казаков от нападок и оскорбительных обвинений со стороны Кости Коляды. Вошедший в раж уроженец хутора Метелёво Азовского района низовой казак Коляда кричал в лицо вёшенцу: «Вы открыли фронт на севере области войска донского Красной Армии! Вы продались большевикам и Советам!» . Тут Ушаков не выдержал и хорошо поставленным ударом подцепил Костю и отправил в нокдаун. Семён занимался в спортивной секции при пединституте, имел третий разряд по боксу. Взглянув на поверженного и притихшего в углу мастерской скульптора, вешенец произнёс: «Вот так-то лучше!» и удалился, аккуратно прикрыв дверь мастерской. Коляда очнулся, тупо соображая, что произошло. Выскочил на Университетский переулок , озираясь. Окончательно вернул его в действительность голос участкового: «Костя, куда ты так спешишь? В чём дело?». Участковый Владимир Ильич бывал в мастерской и на правах знакомого внимательно посмотрел на взъерошенного скульптора: «Что с глазом? Кто это тебя так разукрасил? Ты что, подрался?». «Да нет! Спешил, споткнулся, упал и угодил на пенёк!» — отвечал приходящий в себя пострадавший и показал на газон, где из земли действительно торчал остаток спиленной акации. Удивлённый Владимир Ильич изучил пенёк, затем взглянув на стремительно превращающегося в китайцы Коляду (глаз совсем затёк и превратился в щелку), философски изрёк: «Надо же! Просто снайперская точность! Как это нужно упасть, чтобы угодить в пенёк именно глазом?!!». Участковый, покачав головой, удалился по своим делам неспокойной Богатяновки. Лучшее лекарство от всех бед — это работа! Коляда, закрепив на мольберте картон 100 на 70, выдавил на кусок фанеры (вместо палитры) краски, окунул кисти в разбавитель и погрузился в творческие муки, в мир своих грёз и мечтаний. Он, естественно, волновался , но не подавал виду и хорохорился: «Я фон писал ночами, ладонью гладил, достигал нежнейших переходов тонов! Это новое в технике масляной живописи!!!». Перед членами довольно добродушно расположенного «жюри» предстало произведение в серебристых мягких тонах. Изображено — уголок интерьера — то ли сарай, то ли конюшня, на первом плане понурая лошадь пегой масти, всё пронизано ностальгической грустью и печалью. Художники невольно поддались этому настроению, как-то сникли и молча закурили. Прервал это оцепенение искусствовед Токарев: «Костя, скажи, как ты назвал свою картину?». Донской скульптор Коляда ответил: »Конюх повесился». «Ах вот в чем дело! Вот где собака зарыта!»- пронеслось в головах присутствующих. В это время шустрый Коляда уже открывал бутылку портвейна «три семёрки»- «топорики» и предлагал выпить за творческую удачу. Николай Коляда.»Конюх повесился». В коллекции Александра Павловича Токарева P.S. “Пастушья звезда” Б.П.Екимова включена в президентскую библиотеку выдающихся произведений классической прозы 20 века. Картина «Конюх повесился» Коли Коляды находится в коллекции живописи и народно-прикладного творчества Александра Павловича Токарева в cтанице Cтарочеркасской. Ростов-на-Дону-Калач-на-Дону-х.Б.Набатов- Сухой Лог. 2015 г. В гостях у писателя Бориса Екимова. Калач-на-Дону, Пролетарская 35. Максим Лифанов, Борис Екимов и Валерий Кульченко. 1998 год Валерий Кульченко. Тишина. Дон в районе хутора Набатов. Х., м., 50х70, 1985 г.
More from my site |