Ольга Тиасто. ХРОНИКИ АБРУЦЦО. НЕМНОГО О ЛЖИ.

Во время недавней ярмарки электронных товаров ходила в толпе кругами немолодая синьора и предлагала всем, посетителям и продавцам, приобрести стихи её сочинения. Каждую «поэзùю»1 она написала каллиграфическим шрифтом на листике плотной бумаги, скатанном в трубочку и перевязанном лентой. Приобщиться к искусству мог каждый, заплатив поэтессе три евро.

Сосед-коммерсант, продававший компактные диски, заинтересовался.

— Вам стишок для мальчика или для девочки?- спросила синьора.

— В каком смысле — «для мальчика или для девочки»?

— Те, что с розовой лентой- для девочек, а с голубой — для мальчиков,- пояснила она.

— Ну…давайте для мальчиков. А Вы сами кто по профессии?

— Преподаю в младших классах.

— Ах, это чудесно! Как прекрасно работать с детьми…

— Ага; задолбали, засранцы,- пробурчала с досадой синьора.

— Ну, как же так можно, о детях?- расстроился наш коммерсант. Неохотно расставшись с тремя монетами и развязав голубую ленту, прочёл:

O лжи.

Враки там — враки сям,

Здесь трепня — там брехня…

Ложь везде и повсюду

В этом лживом мире паскудном.

Коммерсант открыл от удивления рот, желая что-то сказать педагогу и поэтессе, но той уж и след простыл. В течение дня он не раз разворачивал лист и качал головой. Интересно, что было в стихах «для девочек»?

Да, по форме стишок вышел довольно корявым, хотя по сути он поднимал старый, как мир, вопрос о вранье. Почему люди лгут, говорят неправду?.. Обсудив с коллегами по базару, вспомнив разные случaи, пришли мы к выводу, что основных мотивов немного.

Первый, конечно — произвести впечатление. Представить себя в лучшем свете, выдать желаемое за действительное. Например, чтобы понравиться женщине. За долгое время жизни в Абруццо мне не раз попадались такие типы с ярким воображением.

Как-то раз в электричке, по пути из Пескары в Пинето, напротив сел седой джентельмен в широкополой шляпе и длинном пальто, держал на коленях папку. Какое-то время он выжидал, потом обратился ко мне. Представившись дoктopoм Ди Рудольфи, директором BNL-банка в Пескаре, спросил, не клиентка ли я ВNL, и не со мной ли он утром беседовал в офисе.

Я отвечала, что я — не клиентка, и не со мной. Он сожалел, поскольку «ведь было бы так приятно иметь Bac среди клиентов «… Затем пригласил меня в гости, на виллу, где он, несчастный вдовец, порядочный, честный, богатый, угостит меня кофе с печеньем, шампанским с икрой, и чем захочу, если я пожелаю выйти с ним вместе на станции Сильви. Я воздержалась, он дал мне свой телефонный номер и вышел один.

Конечно, я знала, как много среди пожилых итальянцев одиноких мужчин, но не подозревала о том, что даже директорa банков тоскуют одни на постылых виллах и ездят, к тому же, на электричкax. Через пару недель, проходя по рядам субботнего рынка в Пинето, я заметила вдруг знакомую широкополую шляпу. Она склонилась над ящиком, полным куриных яиц.

-Хозяйки, попробуйте экологически чистые яйки! Женщина, не проходите мимо!- зазывал меня, не узнав, седой продавец яиц, бывший “директор банка”.

Другая причина лжи — желание скрыть кое-какие факты и избежать последствий. Например, если речь идёт о доходах.

Марчелло по натуре — правдолюб; любит, чтобы ему всегда говорили правду. С давних пор он завёл привычку, оставив жену за прилавком, делать «обход» коллег-коммерсантов, останавливаясь минут на пятнадцать-двадцать с каждым из них. Обычно он начинал беседу с того, что настали трудные времена, что торговля теперь — дерьмо, a в дальнейшем станет ещё дерьмовей, скоро нам будет нечего есть…вот почему торговать не имеет смысла.

Все соглашались, хотя такой разговор никому не нравился, не поднимал настроения; за что за глаза его и прозвали Марчè -Пессимистом. После вводной беседы Марчè -Пессимист, подбоченившись, спрашивал в лоб:

— Вот ты сегодня на сколько наторговал?…

Большинство отвечало уклончиво, мало кто давал ему точные цифры. Коммерсанты делились на две категории: тех, кто приуменьшал доход, чтобы не вызвать зависть, и тех, кто преувеличивал, чтоб не казаться жалким и деморализовать конкурентов. Но были и те, кто честно ему отвечал:

— Триста евро (к примеру).

Марчелло не верил, качал головой скептически:

-Ну да, триста евро! Что-то физиономия у тебя не на триста евро, а на пятьдесят…

Кто-то фыркал и возмущался, что-то пытался ему доказать. Я старалась ему объяснить, что никто не обязан докладывать, сколько и как заработал. И неприлично спрашивать о размерах дохода, даже если дело касается близких друзей или родственников. Марчелло только упрямо твердил:

— Просто я не люблю, понимаешь, когда мне говорят неправду!

Но если тe же вопросы ему задавала, появившись внезапно, полиция финансов, Марчелло менялся в лице. Работа инспектора, этого паразита на теле и так нездорового общества, в его глазах — одна из самых позорных, какие только бывают на свете. Совать свой нос в святую святых — чужой кошелёк(карман), лишать несчастных торговцев дохода и обирать их семьи в то время, как крупные воры, мафия безнаказанно грабят страну…

В этом вопросе среди коммерсантов всегда царило согласие. Вот почему на хорошо организованных мероприятиях, подобных недавней ярмарке электроники, где мы читали стихи о брехне, при появлении полиции финансов по радио объявляют:

-Внимание!Синьор Паскуале!Синьора Паскуале просят срочно явиться в администрацию!

Это — условный сигнал, и все участники ярмарки, чьи кассовые аппараты бездействовали с утра, судорожно выбивают чеки.

Встречаются разные виды лжи; сокрытие доходов — один из самых невинных, почти как ложь во спасение, чего не скажешь о лжесвидетельстве и злобной клевете. Бывает, однако, враньё безо всякой на то причины, из чистого удовольствия.

Позвонил приятель Марчелло Доменико, сокращённо Мими: жаловался на свою девушку — она не всегда и во всём с ним честна. Иногда привирает по мелочам, потому и нет ей доверия, «отношения не построишь на лжи». Она и маме своей вешает часто лапшу о том, где, с кем и когда проводила время. Hо если обманывать предков, в общем, нормально, чтоб понапрасну их не расстраивать, Мими и сам этим часто грешил, то врать бойфренду — совсем другая история.

К примеру, папа Доменико давеча был в Розето и видел там эту девицу в компании неизвестного типа, а сама она это начисто отрицает; и дело даже не в том, что Мими ревнует или не допускает её общения с другими…но почему она врёт? Значит, ей есть, что скрывать?!

Марчелло выслушивал терпеливо и снисходительно, как подобает старшему и опытному товарищу.

— Брось, Мими, — старался он успокоить друга.- Возможно, там ничего такого и нет. Во-первых, дело в разнице в возрасте. Они в этом возрасте сами не ведают, что творят; за один только день успевают нaделать много чего, не рассуждая, действуя импульсивно… Я бы уже не смог за такой угнаться.

Мне было нетрудно представить, как Марчелло, седой и солидный, встречает невесту под школой.

Мими — 37, а его подруге — 21, хотя она ещё школьница. Обычно в Италии учатся лет до девятнадцати, но её два раза оставили на второй год, и она маленько подзадержалась.

— Во-вторых, ты говоришь, она курит. По скольку? В день по пять — по шесть косяков?…Mноговато будет, Мими. Это, скажу я тебе… она ж постоянно обкурена! Оттого и в школе не успевает. Наверняка водит дружбу с токсикоманами.

— А ещё есть такие, — продолжал анализ Марчелло, — что врут безо всякой на то причины. У них эта склонность к вранью — на уровне ДНК. Взять того же Джанкарло из Атри. Знаешь Джанкарло из Атри, того, что часто делает ставки в агентстве?… Bечно звонит и говорит, что находится в Риме или Флоренции, а сам стоит за углом. Просто такой брехун, лжёт безо всякого повода. Если тут же его увидишь и разоблачишь — скажет, что пошутил. Есть люди, которые, соврав, чувствуют удовлетворение, вот вроде как мы с тобой его чувствуем, когда приходит к финишу лошадь. Типа выбросa адреналина: наврал — ты поверил — и он доволен.

Мими соглашался с другом; я тоже была приятно удивлена глубоким анализом, кивала и улыбалась. Но беседа о лжи закончилaсь неожиданно.

Посмотрев на меня проницательным взглядом: мол, «тебя я давно раскусил», Марчелло добавил:

— А ты думаешь, жёны не врут?…И жёны врут, ещё как! Вот так-то, Мими…