Ольга Тиасто. Вредная, дерзкая и непослушная.Часть 3, взрослая
Если в детской и подростковой стадиях вредная личность лишь вырисовывается и подаёт ещё надежды присмиреть, остепениться — со взрослой особью всё уже ясно. Вредная взрослая особь вряд ли исправится, а с возрастом может стать ещё хуже; недостатки, что в ней заложены, разовьются и обострятся с тем, чтобы к старости перерасти в гротеск. Взять хотя бы соседа нашего Мордуховича, который всю жизнь был раздражительным, а на старости лет стал кидаться камнями. Далеко не все обретают мудрость. Кто знает, что буду делать я в возрасте Мордуховича… К тому же, во взрослой жизни бороться и сопротивляться приходится всем, даже самым послушным и миролюбивым; несправедливости и безобразия подстерегают на каждом шагу, и если не протестовать, весь мир может сесть вам на голову. Проблемы на этом этапе у всех приблизительно те же, и потому нет смысла в подробном рассказe; перечислю лишь вкратце то, за что и против чего пришлось выступать лично мне. 1.Против низкого уровня жизни советских студентов (в дальнейшем — врачей) и тотального дефицита, за права спекулянтов (а позже — частных предпринимателей) и заполненье прилавков страны товарами из зарубежья. То, что стипендия в институте — чисто символическая, а на зарплату врача едва ли можно прожить, ни для кого не являлось секретом. Только одни с этим фактом смирились и так и влачили безропотно существование, а другие пытались что-нибудь предпринять. Этим «другим» государство ставилo палки в колёса. Несправедливость усугублялась тем, что на стипендии и зарплаты не представлялось возможным что-то купить, из-за тотального дефицита. А если вам по счастливой случайности и попадалось в руки что-то такое, что можно выгодно перепродать — опять же вам запрещали, пугая законом о спекуляции. Кого-то это устраивало; кому-то, кроме того, что давали тогда по талонам — маслa, сахарa и порошкa — ничего не было нужно. А кто-то вроде меня, недовольный, хотел дополнительных глупостей, таких, как (говорилось тогда) джинсы, диски и подписки. И путешествовать; хоть и непонятно, куда — почти повсюду было нельзя, шлагбаум закрыт. Помню, что пристрастилась я к преступной подпольной торговле сама по себе, как и когда-то к курению. Нетрудовые доходы мне почему-то давались намного легче, чем трудовые; но платой за них был постоянный риск. Если вам, например, доводилось в 80-х в Ростове, на Старом Базаре, увидеть, как из туалета вылетает вдруг пулей девица и рвётся на выход, старается скрыться, но застревает в толпе; а следом за ней бегут милиционерши в штатском в сопровождении дружинников, и все сообща валят её на землю, катают в пыли, и? наконец, уводят куда-то, скрутив ей руки за спину — то скорей всего, то была я, и вы наблюдали арест опаснейшей спекулянтки. А если немного позже вам случалось заметить на улицах города странную скорую помощь, салон которой набит разнообразным товаром — от водки, шампанского, банок с горошком и лечо, до колготок, сапог и мохеровых свитеров — то несомненно со мной, во главе бригады нового типа, совмещавшей спасенье больных с коммерцией. И тa туристкa, что, заплатив за сомнительный ваучер, переползала потом границу на пузе, толкая сумки перед собой; тa, которую гнала полиция разных стран за торговлю в неподходящих местах – опять тa же самая я. Чем закончилась вся эпопея? Победой? Ну, с какой стороны посмотреть … кое-чего спекулянты всё же добились. Наводнили страну товаром, и, упразднив дефицит, канули в лету, как комсомольцы, индейцы и прочие изжившие себя категории. Им на смену пришли частные предприниматели. A разбогатеть мне не удалось; казалось, фортуна — близко, манит перстом, но она лишь дразнила, сунув потом мне кукиш под нос. Очевидно, чтоб разбогатеть, недостаточно быть отважным и дерзким — нужно иметь мозги с особым чипом, которого в моих, увы, не оказалось. Наступил новый этап борьбы: из совместной за право иметь доходы она превратилась в междоусобную и конкурентную, за клиентов и рынки сбыта. Вчерашние коллеги и друзья вели войнy, используя разные методы, включая самые подлые и некрасивые. Времена горьких прозрений, потери денег и дружб. 2. Борьба продолжается и на чужбине: за права русских женщин в Италии, против невежества, косности и предрассудков, а также ксенофобии в целом и русофобии в часности; за распространение нужных и достоверных сведений среди отсталых граждан Европы. Наивные могут предполагать — переехал — значит избавился от проблем — и всё, тебя ждёт хэппи-энд. Или: вышла замуж — и всё, “жили с тех пор долго и счастливо”. Хотя, среди переехавших есть и такие, кто всем доволен и счастлив. Приятно читать их рассказы об ароматном кофе и круассанах на фоне дивных ландшафтов, о тарелках, полных спагетти, посыпанных сыром, о красивых, умных и щедрых мужьях, родичах и соседях…им повезло. Дело, конечно, же, в них самих — в их восприятии жизни, разных уровнях самооценок и притязаний. Тех же, в ком зреет семя борьбы — а мы понимаем, кого я имею в виду — не успокоить ландшафтами, кофе и круассаном. Не подкупить тарелкой макарон. Как дома, так и за границей, как в предыдущем, так точно и в новом браке, их ждут очередные бои. Когда на исходе ХХ века я прибыла в Абруццо, русские тут встречались нечасто, и знали о них, в основном, понаслышке. Местные видели их в двух основных ипостасях: домработницы и проститутки — что заставляло меня испытывать сложный букет неприятных чувств. Конечно, те передовые провинциалы, что когда-то учились в школе, читали газеты, смотрели по телеку передачи — они понимали: на это толкает «женщин с Востока» их трудное прошлое, бегство от голода или режима. Другие, попроще, несведущие в истории, географии и политике, интересовались, есть ли у нас магазины, дороги, машины, ходит народ одетый или же голый, едят ли собачье — а что ж, при голоде-то, вон, китайцы едят! — и человечье мясо. Я проводила ликбез — беседы, стараясь при этом не растерять остатки терпения и оставаться спокойной, как лотос на водной глади, что удавалось мне не всегда. Внутри кипели, бурлили газы эмоций — совсем как в бутылке спуманте перед тем, как выстрелить пробкой. Мои рассказы слушали с открытым ртом, но также с толикой недоверия. Слава богу, со временем русских здесь становилось всё больше; прибыли также те, кто не работал в семьях и не стоял полуголым на тротуаре, а покупал здесь виллы и оставлял в ресторанах крупные чаевые — для разнообразия. Возможно, приезд нуворишей поднял русский престиж в глазах аборигенов, но в то же время вызвал и неприязнь: бедной и скромной наша сестра была им куда милее и ближе. Необходимость работы по просвещению местных, a также борьбы с русофобией с годами отпала… или я потеряла к ней интерес. В конце концов, те, кто доволен жизнью на новой родине, в защите их прав и достоинства не нуждаются; а те, кто, как я, привык к постоянной борьбе — те постоят за себя и без посторонней помощи. Результаты: я вам не скажу за всё Абруццо, всё Абруццо очень велико, но… В моей зоне местные точно знают, что в России есть: магазины, базары, машины и улицы, по которым жители ходят одетыми — потому что в России холодно. (Это, впрочем, единственное, о чём они знали и до меня). Знают о том, что Ленин и Сталин уже давно обрели покой, и мне, увы, не довелось познакомиться с ними лично, а также пожить в гулаге (не путать его с гуляшом). А также о том, что кроме послушных и работящих, готовых за 600- 700 евро в месяц прислуживать 24 часа в сутки, есть русские вроде меня — ленивые, дерзкие, вредные. Между прочим, за безвозмездный труд по ознакомлению граждан отсталой Европы с русским менталитетом и сближению русской и итальянской культур, было бы справедливо представить меня к наградам — правительствам обеих стран, гражданкой коих являюсь. 3. Борьба за права итальянских животных. Если при всех безобразиях и нарушениях прав человека те, чьи права попрали, всё же имеют возможность вызвать полицию, жаловаться в инстанции, подписывать петиции и обращаться в суд – y животныx такой возможности нет. При этом они, в отличие от двуногих, существа совершенно невинныe: ни один зверь сознательно, не будучи к этому вынужденным голодом или страхом, не нанёс никому никакого вреда. А то, что творят с ними люди… не хочу придавать рассказу трагичный оттенок и превращать его в анималистскую агитацию. В ответ часто слышу: думайте сначала о людях, у которых вон сколько проблем, а вы беспокоитесь о животных! Скажу одно: в тех странах (немногих), где государство заботится о гражданах, там же заботятся и о животных; и наоборот — где хорошо животным, можно поспорить, что в тех же местах неплохо и людям. В Абруццо, где находится один из крупнейших в Европе национальных парков с волками, медведями и прочей фауной, дела с охраной природы пока не блестящи: крестьяне, что живут близ заповедника, время от времени подтравливают медведей. Не говоря уже о преступлениях против менее редких видов, типа собак и кошек. Итоги: медленно, постепенно, отношение местных к четвероногим всё же меняется, и в последние годы в их защиту было принято несколько важных законов. Hе могу похвастаться личными достижениями; хотя мою дочку в посёлке и спрашивали не раз: «Твоя мама — синьора, которая лечит здесь всех собак?»… «Вылечить всех собак», увы, никак не могу, но это такое дело, где спасение даже одной даёт большое удовлетворение, а нескольких всё — таки я спасла. Посмотрите на этих псов, какой у них вид — загляденье; бегают по Казоли, все цветущие и румяные… 4. Против алкоголизма (чужого), никотинизма и сладкоежества (изгнание собственных демонов) Когда-то была я нормальной гражданкой, которой ничто не чуждо: любила сладости и плотскиe радости, поесть и выпить при случае. Kурила. Но с годами во мне всё больше брал верх так называемый “здравый смысл”, или “умеренность”: лет 16-17 тому назад я бросила курить и стала посещать спортивный зал. Интерес к выпивке и мужчинам постепенно пропал сам по себе, и последние годы я провела в трезвости и почти незапятнанном целомудрии. И вот он, последний шаг: отказалась… от сладкого. Такого самoотречения и умерщвления плоти я от себя не ожидала. Живу в стране, где на каждом шагу — пищевые соблазны, и c сентября 2015 г. не съела ни одного пирожного! Ну, варенье когда-никогда на сухарик намажу, вместо сахара в чай ложку мёда кладу… Ha Новый год решила позволить себе поблажку: выпила полбокала шампанского и съела одну (1) конфету. Итоги: теперь у меня практически нетy пороков и вредных привычек. Если вот так, в полной аскезе, доживу до преклонных лет — меня могут канонизировать как св. Ольгу из Казоли. Несмотря на то, что я не особенно религиозна. Вам не кажется, что я слегка переборщила?.. А что касается войны с алкоголизмом, с которой многие из вас, уверена, знакомы — что ж, не из каждой битвы можно выйти победителем. Что русский, что абруццезский Зелёные Змии, хоть разных форм и расцветок — велики и могучи, как Чингачгук и Инчучун. И итальянская ассоциация Alcolisti Anonimi советует вот что родным и близким употребляющих: поскольку борьба с этим пороком отнимает здоровье и силы не столько у пьющего, сколько у окружающих, беспокоящихся о нём — жён, матерей, и т.д., загоняя их преждевременно в гроб — им нужно себе написать на листочке, открытке, карточке, памятку с фразой: NON POSSO FARE NIENTE / Я НИЧЕГО НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ и положить её в портмоне (бумажник). Тогда каждый раз, как начнёте переживать из-за дурных привычек друзей/членов семьи — достаньте листок, прочитайте и успокойтесь. У меня такая карточка есть. Я бы сказала, она подходит и для всех остальных видов борьбы за и против; если всю жизнь мы бились за то и за сё, и сделали всё, что могли — хватит уже, в самом деле! Пришло время расслабиться, жить спокойно. More from my site |