|
 Начало
— Нет, это лишнее, — протестовал Пингвин.
— Нет, почему? Я могу, я на это способна, — убеждала себя и других Стефания. И повторяла, уже машинально и по инерции: — Подлец, вот ты кто, и ублюдок. Ты подумал о наших детях?…
К сожалению, через какое-то время шутинг вышел из-под контроля и превратился в хаос и беготню безо всякого смысла и руководства, в содом и гоморру.
Все предлагали свои идеи, кричали, катались в траве, размазав грим и пачкая реквизит. Катя не успевала снимать, так быстро менялись позы и сцены, и безуспешно пыталась руководить распоясавшейся труппой. Солнце клонилось к закату, и неизвестно, сколько ещё оставалось времени, но…
Как мы уже знаем, в уединённых местах, типа заброшенных фабрик, редко бывает народ, но всё же когда — никогда сюда приезжают те, кто любит уединяться.
И не только для шутингов, но и для разных любовных петтингов, или даже, прошу прощения, факингов.
Так случилось и в этот раз. Какая-то пара припарковалась неподалёку, чтоб без помех любоваться закатом на фоне индустриальных развалин, но от дружеских петтингов-факингов их отвлекли, мешая сосредоточиться, жуткие крики.
Они разносились гулко в пустынных цехах, и через разбитые окна можно было увидеть, как пробежал — сначала туда, а потом обратно — мужчина в грязно — кровавом белье, a следом за ним — разьярённая фурия с чем-то ужасным, напоминавшим длинную саблю.
Из кустов неподалёку, поправляя завязку спортивных штанов, тем временем вышла безумного вида синьора с кольтом в руках…
В таких ситуациях каждый порядочный итальянец выполняет обычно гражданский долг.
Kонечно, он не пойдёт разбираться в том, что именно там происходит, но, сохраняя дистанцию и анонимность, вызовет 112.
Именно так и поступила пара сознательных граждан, пожелавших остаться неизвестными.
…Возвращались в Рим с гораздо бòльшим комфортом, без скученности в салоне, на двух полицейских машинах. По пути домой им предстояло заехать в казарму карабинеров, там предъявить документы и ответить на кое-какие вопросы — к Катиной невыразимой досаде; той не терпелось как можно скорей приступить к просмотру и обработке отснятого материала. Альдо же, наоборот, чувствовал облегчение — день был тяжёлым, и съёмки подвергли его здоровье серьёзному испытанию.
На прощанье он деликатно поделился с Катей соображением по поводу партнёрш:
— Сдаётся мне… гм, у этих девушек — много неразрешённых проблем.
Надо сказать, что материал, несмотря на весь его динамизм, драматизм и актуальность, слегка разочаровал, не дав её фотокарьере ожидаемого толчка.
Из «Govue» смущённо ответили: «Это немножко…слишком», а «Fanity Hair» и вовсе не удостоил ответом.
Редактор «Мира культуры» Прочоне пытался добиться её прощения, предлагая на свой страх и риск опубликовать проект, но тут не удостоила ответом Катя: если снимки не хочет «Govue»- то пусть не достанyтся никому.
А «Мир культуры» — там слишком мелкие воды, чтобы в них плавать таланту её масштаба.
Так уникальные кадры, снятые в мрачных цехах заброшенной фабрики, никогда не увидели свет, не предстали перед широкой публикой.
Хотя, как считает Катина мама, зря; ей эти фото казались очень и очень…но она, как мы уже знаем — женщина, далёкая от искусства, и поэтому мнение мамы не в счёт.
Сама же Катя решила, что стиль Тарантино и всяких там хорроров, сплэттеров или нуаров — совсем не её стезя, и к социальным протестам больше не возвращалась, а обратилась к моде, эстетике и красоте в её чистом виде, безо всяких насилий, крови, страданий и всяческих идейных подоплёк.
Eё работы зато запестрели прелестными девами в залитых солнцем весенних лесах, трàвах, садах, лугах и ручьях, с цветами в руках и на голове — что нравилось всем, включая редакцию «Govue», и принесло ей, в конечном счете, известность…
Но это уже совсем другая история.
———
Все названия журналов по Катиной просьбе изменены (прим. авт.)
|
