|
|
Начало
Каждый день, читая главу за главой, она посылала мне sms, в которых благодарила за доставленное удовольствие, за минуты счастливого смеха, поздравляла с ярким талантом и обещала большое будущее…
Пока не дошла до последней главы.
В ней вскользь, буквально в двух строчках, упоминалась «датчанка», женщина, полная здравого смысла, которая, выйдя замуж за атрианца и прожив с ним пару десятков лет в описанных мной условиях, захотела покончить с собой и оказалась в больнице.
Ни имени, ни фамилии, ни подробностей дела — ни даже правильной национальности. Впрочем, без этих двух строчек можно было спокойно и обойтись; они служили лишь подтверждением авторской мысли о том, что в этой среде не спятить — не так-то легко..
Заметив, что уж давненько не получаю вестей от Джейн, я написала:
— How are you?
Ответ не заставил себя долго ждать.
— Как, по-твоему, я могу себя чувствовать, — писала она, — после того, как ты надо мной посмеялась самым циничным, бесчувственным образом, вытащив на свет божий и описав так поверхностно столь серьёзные и трагические моменты моей жизни?!…Я — в глубоком шоке, и всё ещё не могу прийти в себя. Не знаю вообще, как смогу это всё пережить.
Тут испугалась я не на шутку, не ожидав такой реакции от Джейн, которой, с её английским-то чувством юмора вроде не свойствен был итальянский трагизм.
О ней, в отличие от других персонажей, вполне узнаваемых, я не написала ничего конкретного — мало ли женщин лежит в психиатрическом отделении Атри? И многие из них — такие же «самоубийцы».
А что до циничной, небрежной манеры — то книжка вся целиком написана в стиле гротеска, и Джейн хохотала — вплоть до последней главы — над каждой историей, а их там много, и одна похлеще другой.
Но напрасны были мои заверения в том, что я не хотела обидеть, а лишь позаимствовала кое -какие детали её биографии для персонажа, с которым, по праву автора, могла поступить, как угодно — хоть заставить его удавиться.
Джейн отвечала: мои оправдания — неубедительны, и, чтобы развлечь читателей, я надругалась над дружбой, которая, как теперь стало ясным, с моей стороны была абсолютно фальшивой.
Фальшивой — с моей стороны? Тут мне вспомнились все конкретные виды помощи, которые я оказала Джейн в последние годы. Она — лишь дала мне уроки, за которые я заплатила. Но я набралась терпения:
— Мне очень жаль, что ты приняла всё это близко к сердцу. Может быть, ты просмотришь текст второй книжки, в которой есть эпизод с «твоим» персонажем, чтобы внести коррективы?
В то время я, по горячим следам, уже принялась за вторую книжку, в которой имелся забавный сюжет о том, как Джейн дала объявление в газету: «Ищу работу», а ей позвонил продюсер и предложил ей сняться в порнокино…
— Что-оо? — взбеленилась Джейн. — Я запрещаю тебе вообще что-либо писать обо мне!
— Ну, — обиделась я, переборщившая с извинениями безо всякой особой вины, — запретить ты мне ничего не можешь. И ещё хотела заметить: ты – довольно неблагодарная леди. Подавай, если хочешь, в суд, и докажи, что речь шла именно о тебе!
С тех пор на русско — британской дружбе был поставлен массивный крест.
Ну, вот и все неудачи с девушками — наверняка не все, но те, о которых хотела вам рассказать.
С возрастом, правда, стала я замечать, что женские дружбы даются мне как-то легче, непринуждённей. То ли я слегка поумнела, стала тактичней, и деликатней, и изменила подход, то ли они перестали видеть во мне угрозу и сомневаться в намерениях. Думают: женщина определённого возраста — чем она может нам навредить?
А ещё лет так через …цать и вовсе стану милой приятной старушкой, и тогда — надеюсь заранее — число моих подруг увеличится. Tакже за счёт естественного отбора: друзей- мальчиков станет всё меньше, они так долго, как наша сестра, не живут…
И, возвращаясь к врачебной компании, с которой начался мой рассказ, помню, как встрепенулась вдруг, услышав слова хозяйки; та передавала мои слова сидящим на дальнем конце стола и не разобравшим, как следует:
— Ей женщины не нравились, ей нравились мужчины, сигареты…
(«…и водка»- просилось само на язык).
Я попыталась слабо протестовать — что за неверная интерпретация…
— А разве сама ты такого не говорила? — удивилась сидевшая рядом приятельница.
Нет, такого не говорила; но девушки — что поделаешь — часто всё понимают по -своему.
Что ж, несмотря на ошибки и непонимания, надо сказать и о хороших — немногих, но настоящих дружбах. Среди них есть даже одна, которая тянется столько, сколько сама себя помню; она странным образом сохранилась, несмотря нa сменy школ, мужей, нa обеднения — обогащения, нa расстояния.
Ольга Тиасто и Лилия лет 40 назад в Ростове-на-Дону и сейчас.
С той самой Лилей, которая c детства оказывает мне и самые разные виды поддержки, и несомненное на меня влияние…
Она говорит, что у нашей дружбы — бриллиантовый юбилей.
Что означает: уже полвека, как я не ковыряю в носу. И если палец в раздумии вдруг потянется в том направлении, я вспоминаю Лилю, и успев перехватить его мысленно — «СТОП!» — направляю в другую сторону.
|
