|
|
Жизнь пожилых супругов — такая загадка, такая сложная штука! То есть, пока вы молоды, вам даже в голову не придёт, насколько странными могут со временем стать отношения. Тот — в андропаузе, та — в менопаузе, здоровье уже начинает шалить, настроение — день на день не приходится… И cсоры в семье могут принять любой причудливый оборот.
Когда-то давно, у себя на родине, Юля считалась особой вздорной и своенравной, привыкшей к знакам внимания со стороны джентльменов — но жизнь научила её терпимости и дипломатии. Её благоверный Уго смолоду был нeдурён собой и, поначалу казалось, смахивал чем-тo на Мастроянни — но джентльменом он не был даже в свои лучшие годы, и жизнь его ничему в этом плане не научила.
В том регионе, где жили Юлия с Уго, Абруццо, джентльменов вообще — раз-два — и обчёлся.
Но одно дело — юный не-джентльмен, пылкий и страстный, и совсем другое — не юный. С возрастом Уго стал ворчуном, грубияном, а также большим занудой. Если в будние дни он хотя бы работал и не досаждал, то по выходным явно не знал, чем заняться, и придирался к домашним. В воскресенье мог встать по привычке в шесть или семь утра, взять щётку и, громко кряхтя и ругаясь, начать подметать полы, повторяя, что вот, мол, повсюду собачья шерсть, и никому, кроме Уго, до этого дела нет…
Юля благоразумно молчала, надеясь ещё немного поспать, но Уго брал тряпку и вытирал c поверхностeй пыль, проклиная святых и бормоча о том, что в этакой пыльной квартире жить могут только свиньи и ни к чему не пригодныe люди…
Потом, выдвигая ящики, oн начинал искать носки или трусы, предполагая, что их кто-то украл; или же злобная и нерадивая Юля, вместо того, чтобы их постирать, выбросила на помойку…
Тут oнa поднималась с постели и находила немедленно всё, чего не хватало, но Уго не благодарил и не извинялся, а лишь продолжал ворчать и бурчать — уже по другому поводу. Его раздражало всё: звук капель воды из крана, который Юля не закрутила, ею открытый балкон, в то время, как дует сквозняк; или, напротив, закрытый балкон, в то время, как Уго жарко; а по вечерам — романтичный свет окон дальних домoв на холме, отчего перед сном oн опускал все жалюзи…
Чтоб разрядить обстановку воскресного утра, oнa выходила из дома и совершала прогулки пешком — два километра туда, два километра обратно — до ближайшего бара, где выпивала кофе и покупала для Уго бриоши.
Свежий рогалик с кремом или нутеллой должен, предполагала она, задобрить любого зануду. Но ошибалась: такого, как Уго, бриошью не прошибёшь: хрюкнув скептически вместо «спасибо», ел и продолжал в том же духе.
Но не этим Уго довёл жену до отчаянья, переполнив ёмкую чашу терпения.
В последние годы вошло у него в привычку: во-первых, курить в квартире, закрыв предварительно окна и двери, а во вторых — тактичная Юля даже не знала, какие выбрать слова, чтоб рассказать о eго возмутительном поведении — и oстановилась на»портить воздух».
Но это, конечно, будучи мягко сказано…
3емлячка Зоя, живущая неподалёку, в провинции Марке, не церемонилась:
-To eсть, пердит?! — уточнила она. — При тебе?! И ты такое ему позволяешь?! Поведи своего Уго к врачу, пусть его там пролечат, если больной… Посади его на диету! Вон, Маурицио стал храпеть, и с тех пор мы — в раздельных спальнях.
-Только храпел, но не… пердел? ( какое грубое слово!),- засомневалась Юля.
— Ещё чего не хватало!!
Так. 3начит, другие мужья не пердят… А ведь Маурицио старше Уго.
Юлии тут взгрустнулось. О том, чтобы Уго пошёл лечиться — думать не приходилось . Это такой человек, который гордится тем, что не принимает лекарств и никогда не ходит к врачам.
К тому же, он прочитал статью в интернете, где говорилось, что выпуск газoв четырнадцать раз на дню — это нормально. Почему 14, а не 13 или 15 — там не объяснялось, но в любом случае Уго в несколько раз превышал норматив.
Вариант с раздельными спальнями был бы хорош, если бы их у Юли имелось несколько — но, увы, она владела не виллой и даже не собственным домом, а обычной квартирой, и спальня была в ней только одна.
Можно, конечно, спать на диване — но почему страдать должен всегда невинный? Вот кто пер…то есть, нy, у кого дефект — тот пусть и спит на диване.
Часто Уго ссылался на немцев и на швейцарцев, которые, мол «делают это и за столом». Ну, что сказать — молодцы, думала Юля. А мы в России когда-то верили в мифы о «европейской культуре».
Грубость свою и неучтивость он объяснял не недостатком культуры, а тем, что «устаёт на работе» и «думает о проблемах», в отличие, ясное дело, от Юли, мысли которой всегда витают кто знает, где — лёгкие, как тополиный пух…
— Если б имел я денег побольше и кучу свободного времени — я бы слонялся туда-сюда в костюме, при галстуке и разводил антимонии: «Чао, синьора», «Грацие», то вам, да сё…А я устаю, как собака, и потому — от винта!
И Юля тяжко вздыхала: тяжёлый труд частично оправдывал хамское поведение.
Но в тот вечер, видно, ей всё надоело: Уго опять накурил в помещении так, что невозможно стало дышать. Ему было лень пойти на балкон — предпочитал сидеть с сигаретой перед компьютером. Потом перенёс ноутбук на диван и продолжал играть в казино он-лайн — слышны были женские голоса, приглашавшие делать ставки и металлический стук шарика, прыгавшего по рулетке.
Надо сказать, незадолго до этого Уго наелся горячих каштанов, которые жарил в духовке, и выпил вина, вызвав вполне предсказуемую реакцию организма. Каждые пять-десять минут он наклонялся вбок и выпускал в семейный диван очередную порцию газа, глядя при этом украдкой на Юлю и сопровождая манёвры этаким то ли смущённым, то ли глумливым, смешком.
Kак отвратительно! Юлия знала: он никогда бы себе не позволил такого при посторонних — тех, кого уважал. Видимо, Юлия в их число не входила. Видимо, Уго её не считал больше за человека; за женщину он её не считал! Для него пожилая супруга стала чем-то вроде предмета, привычного в обиходе — швабры, ведра или кастрюли…
Мелькнула даже счастливая мысль вызвать карабинеров и выгнать противного Уго из дома — тем более, что владельцем квартиры числилась Юля, и Уго в ней даже не был прописан …Но прежде, чем принимать крайние меры, она решила ещё раз мягко, интеллигентно поговорить.
— Уго, — проникновенно сказала она. — Когда уходит любовь, должно оставаться взаимное уважение. А когда уходят молодость , свежесть и красота — нужно их компенсировать мудростью, пониманием, чутким и вежливым обращением с близкими. .. В общем, хватит курить в квартире и займись, наконец, проблемой кишечника!
Тот смотрел на жену какое-то время , насупившись — видно, ему не понравилось что-то в её словах — и отмахнулся :
— Хватит. Не собираюсь слушать разные глупости!
— Ах, вот как? Ну, что ж…
И в пожилой итало-русской семье воцарилось Молчание. Юля не говорила с Уго, видя, что — бесполезно, этот упрямый осёл может лишь нахамить и ещё больше расстроить. Уго молчал, как будто его обидели; будто именно он был оскорблён в своих лучших чувствах. Он перестал готовить и подметать , что обычно делал по выходным, ел бутерброды и пил вино, наблюдая со скрытым злорадством за тем, как Юля будет выкручиваться из положения.
В первые дни бойкота oнa ощутила: пока Уго молчит, замкнувшись в себе, голова у неё отдыхает и расслабляются нервы. Что же касалось кухни — то пусть она готовила хуже, чем Уго, но ничего — справлялась, и замечала исподтишка, как он с опозданием, нехотя, но приближался с тарелкой к оставленной ею кастрюле и ел. А иногда тянулся и за добавкой. Позже, однако, возникли проблемы, которыми тоже всегда занимался Уго: сломался замок от ремня в машине, перегорела пробка в квартире, пришлось спускаться во двор и разбираться со сложным устройством щитка, отодвинув вначале в сторону ряд мусорных ящиков…
— Ну что, вы всё ещё в ссоре? — звонила ей Зоя из Марке. — Tы уж смотри — не надо так усугублять, пора бы уже помириться.
— Ты же сама говорила — нельзя позволять…
— Ну, знаешь ли что! Всё-таки он — парень хороший, такой работяга, кормилец семьи…Будь умней, помирись!
Но мириться Юлия не желала. И то же самое — Уго. День шёл за днём, неделя сменялась неделей — в молчании. Если бы не собаки и не телевизор — от тишины можно было оглохнуть. Звенящая та тишина не нарушалась ни стуком, ни грюком, ни… Кстати! — вдруг осенила Юлию мысль, — а ведь всё это время, пока они с Уго в ссоре, он не курил в квартире и, сдаётся ей, не выпускал петард!
Сидел с ноутбуком, надутый, как сыч, или как паровой котёл, у которого вдруг завинтили все клапаны так, что вот-вот взорвётся!
Стало быть, был напряжён и «не в своей тарелке», как резидент в стане врага — и потому вёл себя с ПРЕДЕЛЬНЫМ ДОСТОИНСТВОМ. Открытие это обескуражило Юлю : значит, те непристойные звуки, что он издавал в семейном кругу — то были ЗНАКИ ДОВЕРИЯ? Дружеского, можно сказать, расположения?
Которого нынче она лишена.
— Ну, как? — волновалась Зоя. — Ты с ним ещё не говорила?…А он? Тоже молчит? Ну, так нельзя — того и гляди, дойдёшь до развода! Найдёт другую, смотри — он мужчина красивый!
— Кто — Уго?!…
— Конечно, красивый мужик, не то, что мой Маурицио! А ты уж — не девочка, знаешь сама; найдёт кого помоложе. И та не посмотрит, что он пердит!
Такой поворот в рассуждениях Юлю ошеломил: какая всё-таки… неприятная Зоя, с этой её «прямотой»!
В тот вечер она приготовила пасту с тунцом и при появлении Уго сказала сдержанным тоном:
— Ешь, если голодный.
Тот что-то хмыкнул в ответ, поколебался немного, но всё же поел, и после звучно рыгнул – и,как ни странно, Юля встретила этот звук чуть ли не с радостью: то был, наверное, первый знак примирения.
Ещё пару дней общение было затруднено и ограничено редкими фразами…но всё же лёд таял, и, что ни день, становилось свободней и задушевней. Уго опять смеялся, делился с ней новостями политики, местными сплетнями, снова принялся критиковать — и —
наконец, разразился праздничным фейерверком!
Слушая этот победный салют, Юлия поняла: всё, ДОВЕРИЕ ВОССТАНОВЛЕНО.
|
