Неувиденный Жданов. Часть 2

Начало

Сергей Медведев драматург: Интересно, что и конформизм, и нонконформизм подразумевают осмысление этих понятий. В речи Жданова, например, присутствовало слово «конформизм» ?
Было ли это сознательное открытие его внутренних сил или это открытие может произойти само собой?

Владимир Козлов: Более того, я уловил момент, ну, скажем, может быть навязанным восприятие нонконформизма. Если человек занимался политическими вопросами, а это трактовалось как политически неугодное высказывание, то получается, что из него сделали нонконформиста!

Сергей Медведев: Может быть, даже эстетически неугодное.

Светлана Крузе директор Музея ИЗО: Жданова можно назвать нонконформистом, но, тем не менее, личность Жданова стоит воспринимать шире. Термин нонконформизм возник благодаря Глезеру в семидесятых годах и он определил это направление в искусстве, как противостоящее официальному.

Но есть же и другие термины: неофициальное искусство, другое искусство. Мне больше нравится, «другое искусство», потому что Жданов сам по себе всегда был другим. И, конечно же, сегодня мы не можем говорить о искусстве Жданова вне контекста политической ситуации, существовавшей тогда.

Потому что, тоталитарный режим навязывает, естественно, своё понимание концепта, которым «должно» пользоваться искусство.

Мне больше импонирует другое понимание Жданова, потому что он, действительно, такая фигура неоднозначная, харизматичная, очень сильная, очень яркая для того времени. Потому что если мы говорим о художественной правде, а тут одно из другого вытекает, то сейчас понятие художественной правды в искусстве совершенно другое: это полифонизм, это дискуссивность, это биологичность. И мы немножко забываем о том, в какое время жил Жданов. Время же имело множество масок.
И он же, с одной стороны, не мог жить вне политики.

Я сейчас сижу напротив экрана (В музее современного изобразительного искусства на Дмитровской в Ростова-на-Дону, где протекает беседа, на экране транслируют работы Юрия Фесенко, посвящённые Жданову. Прим. Галины Пилипенко), смотрю и обо всём буквально забываю.

Я видела и первую его работу, сделанную в окрестностях Кочино и показанную на выставке ещё в 1972 году.

Работа совершенно традиционна, не отвлечённа, видно его профессиональное умение, а далее он уже пошёл по другому пути.

(Работу упоминаемую Светланой на круглом столе, Жданов подарил юной Галине Скопцовой со словами «Скопцова, ты войдёшь в историю искусств». Прим. Галины Пилипенко).

И вот мы сегодня так много говорили, особенно Юрий, о книге, о высказывании в контексте художественного текста.

Я хотела бы сказать, что у Борхеса было такое выражение: если в содержании книги нет анти-книги, она будет несовершенна. То же самое и в творчестве Жданова. То есть его внутренний протест выражался, неоднозначно, не прямолинейно и в этом, конечно же, плюс.

Если мы говорим о новом конформизме, то это более категоричное определение, потому что если увидеть связанные фигуры Жданова с неофициальным искусством, что там были такие лайт-примеры того же самого нонконформизма. Это и суровой стиль, и художники, которые были «между» — между категоричным непринятием официального искусства и бескомпромиссным андеграундом.

А Жданов фигура сложная, и пространство его картин — это пространство для сотворения собственного мифа и в тоже время — это поле для выражения самоощущения мира собственным образом.

Если мы глянем на официальное искусство, то, конечно же, оно имело множество масок, о которых я говорила, и поэтому отсюда и летящие паны и сказочность, которая была, конечно, не только в творчестве Жданова.

И я сейчас вспомнила стихотворение Михаила Гробмана о множестве дверей, дословно не могу сейчас процитировать, суть: нет входа и выхода нет. Эти строки он посвящал другому художнику, но, наверное, это относится ко всем художникам и к Жданову том числе. Потому что у Жданова присутствует и тема одиночества.

Я не говорю, что у него не было друзей, друзья, конечно, у него были, но то состояние невозможности высказаться именно на том языке, на котором он хотел, передать восприятие собственной реальности, потому что была официальная реальность и реальность совершенно другая.

И это внутреннее противоречие существовало у Жданова и у многих художников, и вообще представителей неофициального искусства.

Поэтому я бы термин нонконформизма в творчестве Жданова трактовала шире.

Владимир Козлов: А можно уточняющий вопрос? Вы вспомнили о картине, выполненной в академической манере и показанной в 1972 году, но в 1964-м году Жданов создаёт работу «Детская коляска». Замечательно, да. То есть это довольно ранние поиски таких форм? И насколько это было ново для нашей среды того момента? И где показывали произведения?

Светлана Крузе: Ассамбляжи уже были, конечно, но если мы говорим о ассамбляже именно Жданова, то это было эпохальное событие, и достаточно яркий пример, как в такой региональной среде, не имея доступа к западному искусству, шёл в параллель, что называется.

Потому «Коляска» и выставлялась в Третьяковской галерее, куда она попала из коллекции Талочкина.

Если бы «Коляска» не имела уникальности, то этот ассамбляж просто не привлёк бы внимания коллекционера и он бы не приобрёл его.

А ведь Талочкин открывал имена персон неофициального искусства!

В советские времена неофициальное искусство не могло выставляться ни в музеях современного искусства, ни в музеях государственных.

К счастью, оно привлекало внимание коллекционеров.

Владимир Козлов: Можно сказать, что Жданов раздвигал пространство форм, в региональном искусстве? Или это слишком смело?

Светлана Крузе: Не смело, потому что он оказывал огромное влияние буквально на поколения талантливых художников.

Сейчас каждый из них — абсолютно индивидуален, например, Юрий Шабельников. А Леонид Стуканов прямо называл Жданова своим учителем.

Юрий Фесенко — совершенно другой художник, несмотря на общение и дружбу со Ждановым, он совершенно другая личность, со своим миропониманием.

После рассказов Юрия о Жданове можно вообще ничего не добавлять. Он может говорить бесконечно и очень ёмко, и точно даёт определения тому, что сделал Жданов для художественной жизни и региональной истории. Конечно же, Жданов — это фигура невероятного масштаба, о которой многие забывают.:

Я понимаю, почему, о нём мало говорили, но зато писали и Галя Пилипенко и Анна Бражкина, жена Авдея Тер-Оганьяна, проводили исследования личности Жданова, его творчества и белых пятнен в его биографии.

Жданов творил собственный миф, и, несмотря на большое количество воспоминаний его знакомых, всё равно, он сам уже мифологическая фигура.

Часть 3