Начало Алевтина Добрынина: Ваня Оранский давно снимается в кино: у Михалкова в «Солнечном ударе», в «Цветик семицветик» — у него главная роль. Ваня вместе с моей дочкой учился во ВГИКе. Рыжий, высокий, красивый и невероятно интересный мальчишка! В спектакле он играет Умберто — моего сына, писателя. Второго сына играет тоже красивый юноша, настоящая восходящая звезда — Никита Кучухидзе, тоже, как и Ваня и дочь они учились у Игоря Ясуловича. Также у нас играют два мальчика — Игорь Ринц, он пока не учится в театральном вузе, но уже играет на сцене, очень перспективный артист и в силу возраста ещё наивный парень и Паша Батаков, мощный вокалист. И когда молодёжь вместе с Ленским поют финальную арию — это такое удовольствие! Их голоса сливаются, вьются и видно, что они — одна семья, при этом они такие разные — рыжий, чёрный, большой, худой! И возникает ощущение радости, от того, что можно соединиться, полюбить и принять друг друга. Я в упоении от спектакля!
Слуг играет Таня Балуева с Серёжей Удовиком — дивная пара, отвечающая за комедийный драйв спектакля и одеты они как два попугайчика-неразлучника. Они лёгкие, но порой и саботирующие слуги, прикрывают порой свою госпожу и, конечно, они хотят, чтобы она осталась хозяйкой в доме, потому что они её любят! Если в пьесе и кино служанка пожилая и она хотела б уже и умереть тихо подле госпожи, то в нашем спектакле служанка — юная, подружка госпожи, сметливая и сообразительная. И нам очень помогают первые отклики зрителей, потому что мы ж все разное представляем, я — комедию, Ленский — лирическую историю, режиссёр — мелодраматическую и на премьере, благодаря реакции зрителей, мы поняли, что спектакль — кладезь всего! Что можно и посмеяться и поплакать — целый спектр чувств!
И, конечно, очень трогательно, когда я пою колыбельную взрослым сыновьям в надежде, что они вспомнят меня, а они отводят глаза только бы не встретится взглядами…ком в горле стоит! И она стучится ведь в закрытую дверь! Мать — чужая тётя и она много лет жили без неё, кто-то их кормил, одевал, они получили образование и вдруг, как с неба, свалилась мама.
И как же они беззащитны перед любовью. А мать понимает, что главное — дети, что они живы, выросли, работают и не пропадут, у них есть база, которую она дала им. Поэтому она и уходит с лёгкостью! Ну невозможно заставить любить себя, но главное, что дети есть. И это большое счастье и, может быть, замена тому о чём она мечтала прежде.
А совершенно неожиданную версию предложил художник Борис Лысиков. Уже на первую встречу он принёс даже не эскизы, а готовый макет. В коробке он натянул нити и на них — полотнища и объяснил что на них должно быть нарисовано. Мне это показалось настолько непонятным решением, что я стала бороться, за что сейчас себя виню, потому что художнику дважды пришлось доказывать право на существование этой идеи! Что он хочет отобразить? На одном полотне — улица города, на другом — лестница, часть дома… А это оказалась история глубокая, потому что увиделись улицы с сушащимся бельём, пододеяльниками и простынями! И все люди — бездомные, у них нет крова! Художник эту идею и привнёс: они живут напоказ, они все — соседи, знают друг друга и проблемы и что у кого случилось. Они не закрываются в своих жилищах, у них всё — нараспашку. И мне даже более понятна стала моя роль: как я хочу дом, а надо мной одно только стираное бельё и небо! И от этого такая жажда этого дома, что за неё можно умереть! Домэ же не ценит дом, он хочет его продать и уехать в Рим со своей молодкой, он тоже без дома — он в бегах и скачках: Париж, Лондон, женщины. У него нет понятия дома. Сыновья её лишены дома, то есть все бездомны, все хотят и не могут его обрести. Это потрясающая идея и она мне помогла сформировать роль изнутри, дала зерно роли. И есть у нас Оксана, наша соотечественница, актриса живущая в стране в форме сапога, в Неаполе и она нам подсказывает итальянские выражения, которые употребляют на улицах и которые не переводят в книгах. И она нам расшифровывала слова, целые предложения, звуки и их длительность, например, некоторые выражения надо произносить с интонацией жалобы! Она нам рассказала как девушки попадали в «публичность», откуда они приезжали, существовал ли у них выбор, то есть целый исторический экскурс! И сейчас мы гастролируем. Среди нас нет супер-популярных артистов, медийных людей и мы делаем ставку на то, что сам спектакль, тема и решение — интересные. Галина Пилипенко: Я читала, что этот спектакль стал последним для Виталия Соломина. Алевтина Добрынина: Да, на этом спектакле он стал забывать текст. Моя тётя Лара играла в этом спектакле служанку, а синьору играла Ирина Муравьёва. И их спектакль был в точности по пьесе. Ни слова не выбросили, сохранив всю канву с громадными монологами! Монолог на три листа взрослому артисту — это очень тяжело! Конечно, это была трагическая история! Я видела этот спектакль и он мне показался совершенно русским, итальянских страстей, огня в нём не было, как и надежды на жизнь. Они же соединяются, чтобы жить вместе, значит, они должны быть такого возраста, как в пьесе и указывается: 45-50 лет. А в спектакле с Соломиным они такие старенькие, что соединяются, чтобы умереть. Состав с Инной Чуриковой и Хазановым у Захарова — тоже взрослый и они хотят хотя бы старость провести приятно. А у нас соединились, чтобы дальше жить, бурить и создавать, потому что всё ещё возможно, а не только совершать прогулки и смотреть телевизор! (хохочет — прим. Галины Пилипенко). Галина Пилипенко: Алевтина, каково это играть когда соперница — родная дочь? Алевтина Добрынина: Нам удаётся играть вместе и в театре и в кино. Я играла и её приёмную маму А первый раз мы пересеклись в фильме «Кука», где я играла кассиршу, а у моей маленькой дочки была главная роль и она просила у меня покушать, а я ей не давала еды. Она стояла с продуктами на кассе и смотрела на меня в упор, у меня ёкало сердце, в горле стоял ком, но я кричала: «Вась, давай, сделай отмену! Детонька, иди и приходи с деньгами и со взрослыми». Галина Пилипенко: Как это сыграть? Алевтина Добрынина: Я представила, что это не моя дочка, я себя от неё отделила. Когда впоследствии я поняла, что мы часто оказываемся на одной площадке, я смогла относиться к родной кровинушке, как к коллеге. Вот актриса, класссная, интересная, очень дельная, профессиональная, она мне нравится, но, не более того. Видимо, в «Куке», когда она была маленькая, я пережила всю гамму чувств. Сейчас мы поддерживаем друг друга, можем даже замечание высказать, хотя это не принято у нас. Режиссёр — может, актеры друг другу — нет. Но у нас такая крепкая, сбитая компания, что высказать замечание — это не опасное дело, каждый может внести свою лепту. Когда люди вместе проходят огонь, воду и медные трубы, то они прислушиваются к мнению друг друга, поэтому мне важно мнение Ленского, дочери и я уж не говорю о мнении художника! Вот где кладезь всего, ведь ты себя со стороны не увидишь никогда! Художник, полотно, сцена, свет, цвет, фактура и как этот весь синтез должен играть! Ведь через все эти составляющие можно передавать иносказательные вещи! Я этого не вижу и потому надеюсь на людей, которые рядом со мной. Опираясь на их опыт, я верю, что у меня все будет правильно и нормально работать, чтобы человек в зрительном зале получил амплитуду чувств. А ещё у нас есть изумительная, талантливая Светлана Лапина, она создала не просто танцы, а хореографические зарисовки с действием, прямо указывая, что должен делать актёр: «тут ты делаешь поворот головы, завлекая клиента, а он не согласился и ты показываешь» мордочку». Светлана до того все танцы прорабатывала режиссёрски, что даже те, кто не умел танцевать, мы все задвигались и затанцевали!
И то, что мы проживаем на сцене, передаётся: зрители ощущают правдоподобность чувств! И визуальное решение сценического пространства каждому виделось по-своему: я считала, что действие происходит в кабинете с открытым балконом и виден кусочек моря и много ярких цветов, вот такая моя Италия.