Александра Токарева. Валентин Картавенко: «Есть камера или нет, это уже вопрос второй»

                                  В хорошей фотографии Бога должно быть больше, чем фотографа.

                                                                                                                            Сергей   Максимишин

Классик питерской школы фотографии Сергей Максимишин, в одном из интервью высказал парадоксальную мысль, о том, что хорошая фотография, по большей части не определяема… И всё же… Скорее всего, этим определениям еще только предстоит возникнуть. И нам, предстоит дать им, — не столько термины, сколько имена. Ведь в конце концов, разбору на пиксели и архивации мгновений времени не так много лет в человеческой истории.

    Во время первого интервью с Валентином Картавенко я спросила его чтобы он делал, если бы у него не было камеры?

Ответ: Снимал бы, всё равно. Помнишь, как в детстве, мы делали рамку из пальцев, прикладывали ее к глазам, и «снимали». Так вот, для меня это главное, а есть ли камера или нет, это уже вопрос второй. Фотография, она в голове, а не в камере, — это кто-то из великих сказал.

    Люди по-разному приходят в мир большой фотографии. Однажды взяв в руки камеру, человек ловит себя на мысли, что желание её вскидывать и нажимать на «пуск» теперь с ним до самого конца. Эта необходимость— на грани зависимости —предчувствовать кадр, за секунду до того, как он случится, не является ли это древним инстинктом из числа безусловных? То же и с никогда не выключающейся настройкой на среду, с молниеносной реакцией на её бесконечные событийные всплески, улавливаемые внутренним радаром снимающего. И радар этот, как обязательная опция, встроен не в аппаратуру, а в него самого и внешний фокус, — всего лишь «зеркалит» точность внутреннего.

Люди по-разному приходят в мир большой фотографии. Однажды взяв в руки камеру, человек ловит себя на мысли, что желание её вскидывать и нажимать на «пуск» теперь с ним  до самого конца. Эта необходимость на грани зависимости — предчувствовать кадр, за секунду до того, как он случится, не является ли она древним инстинктом из числа безусловных? То же и с никогда не выключающейся настройкой на среду, с молниеносной реакцией на её бесконечные событийные всплески, улавливаемые внутренним радаром снимающего. И радар этот, как обязательная опция, встроен не в аппаратуру, а в него самого и внешний фокус, —всего лишь «зеркалит» точность внутреннего.

Можно сказать, что в фотографию Валентин Картавенко пришел вполне сложившимся, зрелым художником. Более чем десятилетний опыт работы в области графического дизайна в конце 90-ых — начале 2000-ых, дал ему глубокое понимание краткости, метафоричности и, зачастую, парадоксальности художественного высказывания в кадре. И то острое чувство композиционного равновесия, о котором сам он не раз говорил, цитируя Крамского: «Композиции научить невозможно. Она или есть, или её нет».  

  Его персональный рабочий сайт «ФотоГрафика», где он представлен, как графический дизайнер и как фотограф одновременно —это пример понимания им прозрачности любых жанровых границ в современных арт процессах с возможностью их взаимного влияния друг на друга.  Оттуда же, из дизайна, в самом широком смысле слова и понимание того, как и когда изображение становится знаком, а когда оно, переходя определенное количество смысловых граней, превращается в символ. Этот переход из одного состояния в другое вместе с многослойной глубиной смыслов просматривается в лучших работах Валентина: «Кое-что о Классиках», «Сансара», «После нашей эры», «Свет замерз», «Блудный сын», «Последний трамвай», «Железное солнце» —перечень можно продолжать и продолжать.

   Есть в скандинавской культуре такое понятие: «умвиль», что в приблизительном переводе означает одновременно и внутренний мир человека, и круг его интересов в мире внешнем. Центром такого круга, определившим географию не только физическую, но и внутреннюю, духовную, для Валентина был его родной Новочеркасск, — город на высоком холме, среди бесконечных южных степей, увенчанный Вознесенским патриаршим собором. 

Он не только знал и любил его, он ещё его глубоко чувствовал и, иногда, немного персонифицировал, относясь к нему, как к живому существу наделенному индивидуальностью и способностью помнить. Снимал он город бесконечно, на протяжении всех тех двадцати с лишним лет, пока камера была в руках. Все виды съемки; репортажная, пейзажная, архитектурно-историческая, жанрово-бытовая, портретная и еще несколько, названия которых на сегодня не определены или едва обозначены. 

«О выборочной случайности репортажного кадра давно сказано почти всё, и почти всеми, но вот мистический момент; —множество зафиксированных случайностей, пройдя временной отрезок, пусть даже не самый длинный, становятся историей». Это вновь цитата из Максимишина.

То, что сделал для Новочеркасска в этом плане Валентин Картавенко — еще предстоит оценить. Глубина его собственной корневой системы, его личная человеческая заинтересованность не только в знании истории, но и в её глубоком, чувственном понимании дали ему силы осуществить выпуск двух очень важных авторских изданий. Это тематические фотоальбомы «Новочеркасск» и «Собор», вышедшие в издательстве «Колорит» в 2016-2018 гг. Первый посвящен городу и его жителям, —второй истории возведения и реставрации Новочеркасского Патриаршего Вознесенского все казачьего войскового собора.  

  Нельзя не сказать несколько слов о серии блестящих портретов современников, относящихся к жанру так называемого «случайного портрета». Хотя, в применении к работам Валентина, — такое название жанра, не совсем оправдано, ведь он в своих портретах, удивляет глубиной проникновения и умением не опускать изображение до уровня быта, а поднимать и обобщать его до образа.

Это целый цикл портретов донского искусствоведа Александра Павловича Токарева, с которым Валентин дружил на протяжении многих лет, которого он уважал и к мнению которого всегда прислушивался. Это портреты его жены Оксаны, снятые в разное время, в разном возрасте, и в разных обстоятельствах, но всегда отличающиеся тонкой лиричностью и каким –то, не сразу уловимым, внутренним драматизмом. 

Портреты друзей — режиссера Юрия Мельницкого, — «На репетиции», художника Виктора Сетунова, — «Диалог», поэта Валерия Бутко, — «Черешня». И, конечно же, десятки, если не сотни, острохарактерных портретных зарисовок и жанровых сцен, снятых в жанре «уличной фотографии».

Конечно, они снимались не только на улицах родного города, но и во время многочисленных путешествий Валентина по родной стране и по миру. Говорить о них в рамках данного формата, вряд ли возможно, — их, следуя законам визуального жанра, надо просто смотреть. Ведь старая истина о том, что чем сильнее само изображение, его документальная и художественная составляющая, тем менее оно поддается описанию и переводу в слова. 

  Хотелось бы еще сказать несколько слов о русской школе фотографии, к которой Валентин Картавенко несомненно себя относил и которую он не раз, так или иначе представлял на конкурсах внутри страны и за её пределами.  Речь о традиционных представлениях её главной темы в сравнении с остальными мировым школами, например, европейской или американской. Это тема, так называемого, «маленького человека».

То ли она досталась нам в наследство от нашей великой русской литературы, то ли и впрямь, география нашей Родины так непомерно и устрашающе огромна, что на ней невозможно иметь любой другой масштаб, —кроме «маленького».

Но, так или иначе, не было в пространстве русской школы фотографии конца 20-го, начала 21- вв, человека с камерой, который бы её вольно или невольно не затронул.

Многие проходят в этой не такой уж сложной, на первый взгляд теме, все эмоциональные градации от пафоса— до чернухи, и удержаться от этого расхожего набора, определенного в силу традиции, или, большей степени привычки, — трудно.

А Валентину это удалось. Удалось через принятие, через юмор, через иронию, через тонкий и острый, — на грани ювелирного, гротеск. Он, вообще, мастер гротеска, — и его лучшие работы в этом жанре не давят и не прессуют, — они, они как водятся на Руси, смешат и удивляют, а это куда более мощный способ воздействия.

 Минимализм в кадре, — иногда языком лубка, — иногда плаката, —в самом хорошем смысле этих слов, — это, его «Поколение пепси», «Травка зеленеет», «Хватит бухать», «Соседи по космосу», «Грачи улетели»,— это, по большому счету, все о том же «маленьком человеке», вышедшем из Гоголевской «Шинели» на продуваемые просторы державы, и пытающемся, уже который раз, там выживать, а иногда и жить.

Когда человек уходит навсегда, мы вынуждены рано или поздно смириться с воронкой пустоты, образующейся в занимаемом им прежде пространстве.

Художники, фотографы, операторы или, как принято выражаться, — люди искусства составляют в этом смысле счастливое исключение. Они оставляют нам открытую дверь в свой мир, и в своих работах дают нам возможность снова и снова переживать лучшие мгновения, когда-то собранные ими для нас. Бывает, уйдет человек из жизни,  и дверь за ним навсегда закрывается, а Валентин эту дверь открытой оставил.

Потому что харизма в нём была, — а харизма это дар благодати — и она не разлагается на составные части.