«И жизнь была прекрасной»
|
«Для меня «Комсомолец. Наше время» — не просто газета. Без преувеличения: это вся моя жизнь. Исключая последние восемь лет. Редакционная духовная кухня давно уже варит без меня. Но я могу быть одним из самых первых читателей: материализованный путь в народ газеты начинается с наших издательских «Рондосетов». Что можно сказать о целой жизни в небольшом формате отведенного тебе текста? Она была прекрасна? Без сомнения! Она была богата! Кто сможет отрицать? Подпитанный молодой кровью могучий творческий организм своим существованием не дает впадать в уныние, отступать перед, казалось бы, непреодолимыми трудностями, побуждает смотреть в будущее с верой и правдой, надеждой и любовью. Мне кажется, вернее, я знаю, что это испытывают многие, кто прошел школу «Комсомольца». Школу многогранного общения как внутри, так и вне редакции. Страницы газеты – открытая книга, на страницах которой вечный подвиг преодоления. Неистребимый дух терпения и надежды. Как у тех ученых, что открыли технологию возрождения гумусного слоя земли. Или у парней из отряда особого медицинского назначения в Чечне, о которых мне, к счастью, довелось писать. Поставь перед собой цель рассказать обо всех и обо всем, не хватит формата годового тиража газеты. Я знаю только, что всем невероятно благодарна: у героев своих публикаций многому научилась. Священнодейство наедине с чистым листом бумаги, т. е. процесс творчества, это – одно. Второе, наиболее важное — газета каждому из нас дала возможность публичного самовыражения, что особенно ценно было в годы застоя. Один нештатный автор рассказал мне однажды, что дал почитать свою публикацию для «Правды» Шолохову. Тот прочитал и покачал головой: «Не опубликуют. Вези в «Комсомолец». Там опубликуют обязательно». Молодежная газета брала на себя смелость быть дерзкой и бесстрашной. Поэтому и коллектив создавался такой, чтобы «один за всех и все за одного». Могли спорить и метать копья из-за житейских проступков. Но в творчестве… Все, как один, поднимались на защиту автора, рискнувшего высказать дерзкие мысли, едино отстаивали правду публикаций. Все понимали: иначе разорвут по одиночке. Наверное, это «все можно» и создавало то самое молодое настроение, пульсирующее доброкачественностью жизни. Шестнадцать лет я работала главным редактором газеты. Все эти годы сюда приходили, как правило, после студенческой скамьи, еще не испуганные в творчестве журналисты. Профессионально непригодные попадались крайне редко. Почти весь золотой фонд областной журналистики рожден «Комсомольцем». Все знают их имена. Повторять их сейчас – не самоцель для меня. Я помню, ценю, уважаю и люблю всех тех, с кем довелось работать. Счастье в том, что большинство и по сей день рядом. Немыслимо представить, чтобы после своих «горячих» командировок не позвонил Саша Веклич («Интерфакс»). Из Севастополя – Николай Брешенков… По разным путям–дорогам развела людей судьба. Но включи кнопку телевизора – Ольга Никитина, Галя Пилипенко… На ростовской волне радио по-прежнему энергичен и светел голос Лены Смирновой. На книжной полке – книги Лены Афанасьевой. В «Ростове официальном» пашет свою ниву Сергей Петрович. Игорь Агафонов связал свою судьбу с «Известиями». Галя Кулешова – с газетой «Жизнь». Я признательна всем, кто упоминал в своих публикациях, посвященных юбилею газеты, меня. Сердце радостно прыгало… Мы – вместе, мы рядом. В преданных и незаменимых друзей превратились Вера Южанская, Тамара Фирсова («Торговая газета»), Вячеслав Ярошенко («Литературная газета»). Без них немыслимы даже личные праздники. Всех, кто и есть и были в газете, не перечислишь. Юбилей – это наш совместный праздник. Когда мы увидим друг друга и силой огромной энергии своих чувств будем желать газете, а это значит, и людям, которые работают в ней, – «Живи, «Наше время. Комсомолец». Будь счастлив!». Воспоминания из редакционной жизни Ах, какие они все были гении… «Человек над строчками затих. Ты его по-дружески поймешь», — бухтит себе что-то под нос и бухтит. Не обращая внимания, что я уже пару минут стою перед ним, внутри себя возмущаясь – «не собака лает, редактор говорит». Вслух не произношу. У него творческий процесс. Славка Берковский терзает лист бумаги, который почему-то пляшет перед ним из стороны в сторону… Наконец, я удостоена мало-мальского внимания. — Что это? — Наш будущий редакционный гимн. Нравится? Ого! Вот он чем занят. А я тут с заданием написать срочно информацию на тему… …Человек творит гимн редакции! Пусть творит! А информашку сама наваяю. Всего делов-то минут на пятнадцать. Господи! Какие они у меня все гении! До слез умиления гении! Вот Тима (Сережа Тимофеев). Говорю: — Сереженька, и вот бы верстку такую… понимаешь, такую, ну, чтобы, как ковыльная степь и гордые кони по ней с развевающимися гривами… Что я плету? Ну как это он может меня понять? — В общем, чтобы воля–вольная… Ну, точно. Недоуменный взгляд. Он меня не понимает. И вдруг… — А правда, воля-вольная? — Да… А вот она, газета. Первая – красота. Вторая и третья – разворот – глаз не оторвешь. Рубрики, заголовки, подзаголовки, верстка материалов, коллажи, снимки — какая перспектива! Простор, ширь. А простота и ясность… Какое наслаждение взять в руки такую газету. — Ты гений, Сереженька, гений! Как он сначала застеснялся, а потом обрадовался… …На столе в свеженькой почте письмо с грифом «Личное». Открываю. «Ты для меня больше, чем друг, – сестра…» Потеряла я тебя, Иришенька. Ни за что, ни про что. Сама от судьбы к судьбе выпроводила в далекие северные края. Стерженек наш редакционный, чуть было не сломанный смятением чувств. Ну, что ты, счастлива? Да. Прекрасно! «Здорово», — слышу твердый уверенный голос. И читаю письмо, как те добротные оригиналы публикаций, к которым никогда придраться не могла! Умница Железняк. Умница! А на пороге – девочка. Два шустрых глазика. Тоненькая и гибкая, как лоза. И без намека на слабость. А ведь всего-то восьмиклассница. Папа привел. — Что хочешь с ней делай (право общаться на «ты» дает давнее знакомство). Заявила, что хочет быть журналисткой. И что с ней делать-то было, с Леночкой Афанасьевой?! Она приспела родиться в тот день, когда Боженька с неба решил разбросать по земле звезды таланта. Одна из них и залетела в комочек – Леночку. Что ни напишет, хочется прочитать второй, третий раз, без изъяна. Это она перехватила Ельцина у лифта, пушинкой слетев вслед за надежным механизмом (конечно же, имеется в виду лифт) по лестнице Белого дома. Президент огромный по сравнению с этой веточкой, как глыба-гора. И лифт не успел открыться, а у губ – микрофон: «Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов для редакции газеты «Наше время»!.. Куда деваться, ответил… А потом еще одна встреча уже другой раз, в огромной толпе фанатиков, собравшейся «боготворить царя». Как много было за строками этого репортажа! Предвидение и боль. Мне за ее материалы не раз доставалось от «вышестоящих органов». Ну и что. Пусть пишет. Прекрасно же пишет! Потом я ее тоже потеряла: таких «глотает» Москва. Но я горжусь писательницей Еленой Афанасьевой, потому что она – наша, моя. … — Галя, Галя, ну что ты пишешь? Ты – богохульствуешь. Фу, не хочу и повторять. — Да вычеркните, Людмила Николаевна. Вычеркиваю. Сама кошу глазами – не обиделась ли? Нет, слава Богу. А чего ей? Вчера ее, а вместе с ней и газету, в Кировской администрации «Женмень Жибао» обозвали. И всего-то за три прекрасных фельетончика (обхохочешься над нашей дурью) на тему разбирательств «что есть музыкант-скрипач в переходе?» ИЧП или не ИЧП? Раз деньги в шапочку кидают — значит ИЧП. А раз ИЧП, где регистрация, где налоги? Под запрет… А он опять играет… Ну, не Страдивари, конечно, не Гварнери, а у людей тонко поет под звуки скрипки душа и глаза становятся добрыми и красивыми, как у нашей Галки Пилипенко, теперь примы «Дон-ТР». Вот она идет гордо по коридору, навстречу ей Синеок, какой-то смущенный и неуверенный. «Откуда в мальчишке испанская грусть?» Нет поводов. Пишет прекрасно. Перед листом бумаги становится довольно смелым, с большим юмором. Даже если речь идет о таком важном мероприятии, как заседание областного Совета народных депутатов… Вижу… По полу редакционного коридора ползает наш фотокор Валерка Мыльников. Перед ним огромный лист бумаги из склеенного ватмана. Он поет себе под нос свою любимую «Облака плывут, облака…» — Что ты делаешь, Мыльников? — Да, вот, пытаюсь нарисовать… — Что? — Не видишь? Любовь… Боже мой, он пытается нарисовать Любовь! Разве это возможно? Под фломастерами Валерки рождается девичье лицо, глаза – глубокие и страстные, губы — они кричат «люблю…». И волосы, как будто желающие унестись вслед за ветром… Оказывается, можно нарисовать любовь. На полу редакционного коридора. …Ушел Валерка за облака, о которых пел. Царство ему небесное. Как жаль. И не только он. Поклонимся им сегодня. Вспомним всех!» Людмила КАЛИНИНА, генеральный директор ОАО «Издательство «Молот» 13.04.2006 |
Лучше позже, чем никогда прочесть что о тебе думает твой начальник. Пусть даже и бывший. Нашла на 
