Валерий Кульченко. Ангел на окне мастерской. Острова памяти. Часть 44

Валерий Кульченко. Городской пейзаж. 1963. Тушь, кисть.

Валерий Кульченко. Городской пейзаж. 1963. Тушь, кисть.

Предыдущая глава

1965 год.
После третьего курса, в рамках учебной программы, полагалась традиционная поездка в Москву и Ленинград, посещение музеев и выставок, знакомство с шедеврами мирового искусства.

В Государственной Третьяковской галерее нас поразила экспозиция впервые выставленных на обозрение широкому зрителю древнерусских икон работы Фёофана Грека, Дионисия, Андрея Рублёва. Изысканная цветовая гамма, плоскостное изображение фигур святых, обратная перспектива архитектурных ансамблей, ангелы с золотыми нимбами и крыльями, вытянутые лица и шеи богородиц с миндалевидными глазами, с характерным наклоном головы, музыкальные кисти рук, бережно поддерживающие младенца Христа.

Всё это внимательно тут же всасывалось в наш мозг и находило трепетный отклик в душе. В Русском музее — встреча с творчеством Петрова-Водкина после длительного забвения представленного картиной «Купание красного коня». Счастью нашему не было предела — вот он путь, по которому надобно двигаться!
Вернувшись в Ростов,  на первое же учебное задание «Голова натурщика» мы притащили холсты и картон размеров явно превышающих допустимые нормы.

Вместо 30 на 40 см — метровые! Началось освоение и внедрение канонов московской школы иконописи в учебную программу!

Валерий Кульченко. Телефония. 1980

Валерий Кульченко. Телефония. 1980

Занятия вёл у нас Пётр Николаевич Чернов. Танкист. Участник Сталинградской битвы. Горел в танке, лишился левой кисти руки.

Узнав, что я родом из Калача-на-Дону, Петр Николаевич, заинтересовался и, в минуту откровения, показал, как правильно выпрыгивать из горящего танка. Прошедший пекло войны, наш преподаватель отличался энергичным нравом, общительным, творчески заряженным человеком, любил эксперименты. Натурщику одел шахтёрскую каску, лицо измазал сажей, так что белели только белки глаз и зубы, когда улыбался. Получился не просто стандартный урок, а портрет шахтёра!

Почему он не обратил внимания на большие размеры холстов для строго регламентированного учебного заведения? Не пресёк эту «гигантоманию» на корню, в самом начале? Для меня это осталось загадкой и по сей день!

Не видя существенных препон, я стал рисовать голову натурщика больше натуральной величины, закручивая композицию характерным для икон наклоном головы слева направо, вытянутый овал лица поддерживала удлинённая шея, миндалевидные глаза подчёркнуты чёрным контуром (кстати, это было в тему — «портрет шахтёра»), утончённый штрих носа, маленький «бутончик» губ — всё это раскрашивалось в три цвета: охра, красная и синяя, никаких бликов на колбе носа или в глазах. Фон нейтральный. Явно выраженное декоративное начало!

О живописи, как таковой в традициях изучения натуры, цветовой среды и колорита, не могло быть и речи. После занятий я, вместе с «подельниками» аккуратно ставили холсты лицевой стороной к стене в отдалённом тёмном углу мастерской и молча, заговорщицки поглядывая по сторонам, покидали мастерскую до следующего урока, в  надежде, что наши труды никто не увидит.
Так «инкогнито» на курсе сформировалась группа от 3 до 5 студентов, которая с переменным успехом продолжала стилистические опыты в области станковой живописи.

Беспрепятственно — больше месяца. Но всё тайное рано или поздно становится явным — эта аксиома претворилась в жизнь скорейшим образом.

Однажды перед занятиями в нашу мастерскую зашёл директор РХУ Владимир Абрамович Резниченко. Лётчик. Воевал. Назначенный сверху на должность директора РХУ имени Грекова два года назад, он успел сделать много прогрессивного для вверенного ему учебного заведения. Открыл новые отделения в училище по специальностям: декоративно-оформительское, театральный костюм и художник сцены.

Человек демократичных взглядов, любил импрессионистов, сам писал свежие лёгкие акварели. На студенческих вечерах великолепно танцевал твист, что в наших глазах вызывало уважение. Так вот, Владимир Абрамович, как всегда строен, грудь колесом, в прямом смысле слова обладал, как говорят в народе — косая сажень в плечах, офицерская выправка, занимает выгодную позицию у окна и начинает задавать вопросы о наших впечатлениях о творчестве Павла Кузнецова?

Экспозиция открыта в Москве. Большинство студентов, резвые на подъём, в том числе и я, уже побывали на этой выставке, и были очарованы поэтичной и изысканной живописью Кузнецова.

Сам художник родом из Саратова. В начале 20 века писал миражи вечерней степи, казахов с овечками, отдых в юртах, романтику кочевой жизни. Восточная сказка: чайханы и минареты Горной Бухары и Самарканда.

Всё это тревожило лёгкой дымкой грусти.

Полотна мастера, обращенные к вековым традициям Востока, в 30-е годы 20 столетия оказались надолго спрятаны в запасники Третьяковки и Русского музея.

Живопись Кузнецова, впервые собранная в полноценную экспозицию,  была показана в «Доме художника» на Кузнецком Мосту осенью и зимой 1965 года и взбудоражила не только Москву, но и провинцию!

Ангел невидимой тенью присел на подоконнике мастерской, слушая беседу молодых творцов и директора, которая постепенно обрастала подробностями и живой плотью реплик по поводу свободы творчества, не вписывающегося в рамки соцреализма.

Неожиданно Резниченко обратил внимание на стопку холстов в дальнем углу мастерской…

Он сделал несколько шагов (как оказалось для нас роковых) к аккуратно прислонённым к стене ещё сырым работам, взял в руки одну из них, вернее не взял, а просто повернул лицевой стороной к свету…

В наступившей хрустальной тишине прозвучал вопрос с оттенком металла в голосе: «Что это?».

Поскольку это был мой живописный опыт в стиле древнерусской иконописи, то я ответил: «Портрет шахтёра»!

Ангел неслышно взлетел вверх — над частным сектором, над крышей Богатяновского централа, в виде приплюснутой буквы Е, и дальше — растворяясь среди пышных облаков бездонного неба. «Чистый, сука, как слеза» — воскликнет ростовская тележурналистка Галина Пилипенко,  заметив, что перо из крыльев ангела, кружась, спускается с небес над бывшей табачной фабрики Асмолова весной 2015 года, ровно 50 лет спустя после описываемых событий.
Уже автоматически Владимир Абрамович просмотрел все работы, изменился в цвете лица в сторону багровости, что-то хмыкнул, выдавил угрожающе: «Ну и ну!». И, прихватив с собой пару одиозных образцов, стремительно покинул мастерскую.

Валерий Кульченко. Полустанок. 1962. Тушь, перо.

Продолжение