Валерий Кульченко. Острова памяти. Непрочитанное послание. Часть 49

Александр Павлович Токарев. Автор Е.Покидченко. Х/м, 44х35, 1973. Фото со страницы в wikipedia.

Начало

Александр Павлович Токарев всем своим существом жил в художественной среде.

В беседах высказывал острые замечания по поводу и творческих процессов и бытовых случаев, происходящих мастерских, где совершается главное таинство — художника посещает вдохновение. В виде музы.

Конечно, творец порой пытается изгнать её из мастерской — «ты их — в дверь, они — в окно».

Но ещё более мучительна ситуация, когда муза «прилетела, посидела и ушла»…

И напрасно живописец ждет её неделями!
Токарев регулярно вёл дневниковые записи, которые впоследствии — уже в 21 веке вошли в его книгу «Радуга и мозаика» и «Убежим на Таити».
Книгу повестей и рассказов «Убежим на Таити» он вручил мне с дарственной надписью:»Валерию Кульченко, от, якобы, писателя! А.Токарев. 2005г.»

Сейчас, в 2016,  спустя несколько дней после смерти Александра Павловича, я перечитал её.  Он вспоминает надпись 13 века, увиденную на крепостной башне Новгородского кремля: «О, душа моя! Почему спишь? Почему ленишься? Почему не молишься Господу своему? Почему добра жаждешь — сама добра не творя?»

Я теперь подумал, что это — завещание.
Кое-что из устного наследия Александра Токарева задержалось у меня в памяти и я попытаюсь пересказать своим языком.
«Художник N. длительное время не появлялся в кругу семьи.
Его жена, выждав три дня, на четвёртый пошла в мастерские на Университетский 111/113, где у мужа была студия.
Неожиданно зайдя в помещение, где в муках творчества рождались произведение искусства, она увидела незнакомую девушку, которая усердно мыла полы и наводила порядок, среди груды холстов, картона и пустых подрамников.
Жена маэстро буквально остолбенела, ведь ей было категорически запрещено что-либо трогать или переставлять в «святая святых»!

Вскорости появился хозяин творческой лаборатории, обликом очень похожий на разночинца, с революционными замашками конца 19 века. Несколько запыхавшийся и слегка помятый после бессонной ночи, предстал перед очками спутницы жизни.
Последовал естественный вопрос:»Кто эта девушка? И что делает в мастерской это юное создание в столь ранний утренний час?»
На что последовал блистательный ответ:»Я занят работой над картиной» — театральный жест в сторону дальней стены, где действительно возвышался мольберт с закреплённым на нём холстом со следами подмалёвки.
«Пишу, тружусь день и ночь в поте лица!Кто приходит? Кто уходит? Раздеваются-одеваются — для меня это без разницы! Я этого не замечаю!»

В конце этой длинной тирады творец трагически развёл руками и, обессиленный, плюхнулся на диван, давая понять, что этот ненужный, никчемный разговор отнял у него остатки энергии.

Позже эту конфузную ситуацию описал ростовский поэт Аршак Тер-Маркарьян:

«Честно пишет Валера,

забыв где ночь или день

что это за холера

снова стучится в дверь?»

Продолжение