Наталья Попова: «БылоЭ»

13479414_725883477515416_2062161909_n

Пообещав Гале Пилипенко написать все, что помню о Тимофее, я, тем не менее, долго не могла выжать из себя ни строчки. Вдруг как-то сразу очень живые и подробные, яркие, сочные, многоголосые воспоминания при попытке оформить их в буквы-знаки стали скукоживаться и блекнуть, терять свою привлекательность. Я засомневалась, что для кого-то это будет интересно и значимо. Но, как человек обязательный, и вообще отличница в школе и в универе, взялась за перо.

Тогда, на рубеже 80-90-х, как мне кажется, сложилась очень благоприятная среда для творческих личностей – с одной стороны, ослаб идеологический прессинг и тотальный контроль, а с другой стороны, сохранились структуры, отделы в администрации, отвечающие за досуг и воспитание молодежи, которым по должности положено «взращивать» и «пестовать», что давало возможность использовать выставочные залы, концертные площадки, репетиционные базы, организовывать и анонсировать мероприятия практически даром или без лишних формальностей за вполне разумные суммы.

Именно поэтому ставшие ныне легендарными личности и сообщества в короткое время устроили столько выставок, концертов, перфомансов. Именно поэтому закипел тот питательный бульон, в котором варилось великое множество талантливых, одаренных и не очень натур, желавших самовыражения и славы (ну или чтоб девушки любили и на улице узнавали).

Эта новая культурная среда давала возможность самому разному люду знакомиться, обсуждать новости, обмениваться книгами и музыкой, бывать в мастерской художника, рассуждать об искусстве, подпитываться, вдохновляться и вдохновлять друг друга, представлять свои творения, в общем, набираться ума-разума и расти над собой.

Я была просто тусовщица и «ценительница прекрасного», меня тянуло к творческим натурам и новым трендам, как сейчас сказали бы. Сама я рисовала на любительском уровне довольно неплохо, много читала об истории искусств, о знаменитых художниках, да и вообще много читала, смотрела, слушала такого, что требует некоторых усилий, непопсового, в общем.

В ту пору меня как раз увлекло авангардистское искусство начала ХХ века – футуризм, кубизм, сюрреализм, дадаизм и прочие измы. На полке стояли альбомы Кандинского и Филонова, а за книгу о Дали готова была отдать последние джинсы. А еще я долго училась в Питере, писала свои курсовые и дипломные работы по микробиологии в Пушкине, успевала и к мировой культуре приобщиться, и на рок-фестивале побывать.

Цоя видела ну как тебя сейчас:)

Наталья Попова

Вот такая я была в то время.

Как раз в эту пору в Ростове одна за другой прошли первые туалетные выставки товарищества «Искусство или смерть», а вскоре после них открылась выставка возле старого мехмата на ул. Горького в выставочном зале Союза художников, куда мы с однокурсниками зашли после занятий и с умным видом рассматривали работы и авторов.

Надо признать, что авторы выглядели очень колоритно – Авдей Тер-Оганьян с фрицевскими усиками и жгуче-черным взглядом из-под лохматых бровей; Василий Слепченко – большой и добрый якут, неторопливый и малость неуклюжий, очень похожий на героев своих картин; высокий и худой Николай Константинов с грацией богомола; довольно известный уже в то время Шабельников с породистым и одухотворенным лицом и длинным шарфом, как и положено творческой натуре, небрежно, но изящно обернутым вокруг гордой шеи…

Работы Сергея Тимофеева тоже были представлены на этой выставке, но его самого в тот раз не встретила или не запомнила. Его картины отличались гигантскими размерами, графичностью, буйством кумачово-красного, и мне напоминали детские рисунки черным маркером на обоях.

Тимофей как фронтмен группы Пекин Роу-Роу, был, пожалуй, более известен широкой публике нежели художник Сергей Тимофеев.

С Тимофеем я познакомилась на одном из концертов в Дунькином клубе и была, как многие девушки, очарована-околдована его песенками, которые сразу же застревали в мозгу и напевались потом сами по себе, его исполнительским талантом при довольно скромных вокальных данных и не очень хорошей дикции. Он не заигрывал с публикой, не прокачивал харизму, не делал ставку на секс-эпил, но при этом был безумно обаятелен.

13493574_725883547515409_1866477858_o

А на этом фото на переднем плане Виктор Шамиров, он нам ставил спектакль на биофаке в 89-м. Назывался «Непьеса».

Конечно, Пекин – это не только Тимофей, это еще и замечательный музыкант Келешьян, и хор девочек из Сайгона, и блуждающий по сцене Константинов с губной гармошкой и многие-многие, участвовавшие в этом проекте, как сейчас сказали бы. Но публика шла на Тиму, как ни крути.

13467704_725883717515392_467470164_o

Эх…родные обшарпанные стены биофака... Шамиров еще рыжий и кудрявый…

Дунькин клуб в то время был очень популярным местом, здесь часто проходили концерты-дискотеки, собиравшие толпы народу. Пете Москвичеву, председателю рок-клуба, удавалось регулярно устраивать концерты даже таких знаменитостей как Майкл Науменко (Зоопарк), на котором мне повезло побывать.

Вообще, плотность культурных событий была просто невероятной, все время что-то происходило! Причем, не просто квартирники на 10-15 человек, но и такие масштабные мероприятия как рок-фестиваль и не где-нибудь, а в ДК Строителей на центральной улице города, в большом концертном зале, с участием популярных групп, например таких как «Апрельский марш» из Екатеринбурга.

Сейчас по прошествии времени, я понимаю, какого труда стоило все это устраивать и каким упертым фанатиком рок-музыки нужно быть, чтобы во времена без сотовых телефонов, а порой и вообще без телефонов, собрать на одной концертной площадке более 10 коллективов, причем не тихих и дисциплинированных исполнителей камерной музыки, а безбашенных и порой сильно пьющих уральских и сибирских рокеров.

(Галя, снимаю шляпу!)

Так вот, после одного из концертов Пекинов в Дуньке, когда музыканты разбрелись по небольшому уютному залу со столиками и зазвучала фоновая музыка, я расхрабрилась и пригласила Тимофея потанцевать. Ну а что такого? Я и сейчас люблю это дело:).

Он ужасно смутился, растерялся и сказал, что он не умеет танцевать с девушками и боится все испортить. Вот такой скромняга… Я подбодрила его: «Ничего, в танцах главное — вовремя изогнуться» и в общем, мы довольно мило пообнимались под что-то блюзовое. Я даже не помню, о чем мы говорили и говорили ли вообще, у меня было очень много встреч, разговоров и танцев до этого дня и после, и надеюсь еще будет… но почему-то я столько лет храню в своем сундучке воспоминаний эти несколько минут…

Незадолго до этого в выставочном зале на набережной, ныне снесенном, где теперь стоит памятник Шолохову, проходила очередная выставка уже знакомых нам художников, куда мы забрели с подругой. И как раз в этот день дежурным по выставке был Сергей Тимофеев, и как дежурный, сидел в кресле у входа/выхода.

Поскольку дело было в какое-то демисезонное время, на нем было длинное темное пальто очень свободного силуэта. Моя подруга Комарова тоже отличалась любознательностью и тягой к современному искусству, поэтому мы подолгу стояли возле каждой картины и обсуждали ее достоинства.

Так мы обошли все залы по кругу и вернулись к входным дверям с Тимофеем в кресле. Я шепнула Комаровой, что это как раз один из авторов, и надо бы пообщаться, выразить свое восхищение, так сказать. Когда я протянула ему руку и стала говорить всякие приятности о выставке, он вскочил, наклонился к моей бледной лапке для поцелуя… и тут из рукава его пальто выпала банка сгущенки и грохнулась об пол.

Я подумала, что это часть перфоманса, расхохоталась и сморозила что-то вроде: «А покажи еще какой-нибудь фокус!», а Тимофей вдруг ужасно смутился и начал совать мне эту банку, кое-как отшучиваясь.

А тут и мне стало неловко, и я поспешила уйти, утаскивая за собой Комарову… Сейчас на месте этого выставочного зала стоит памятник Шолохову и при всем уважении к писателю, проходя мимо, вздыхаю о том, что молодым художникам теперь в общем-то и негде показать свои работы живьем и познакомиться со своими ценителями, ну разве что на выставке Арт-Ростов, но она, к сожаленью, только раз в году и у нее другой формат.

И еще пару раз мы виделись не на концерте, а так сказать, в миру. Кажется, ранней весной 90-го я случайно узнала, что Тимофей заболел желтухой и попал в инфекционное отделение ЦГБ.

Как булгаковская Маргарита с ярко – желтыми цветами, но не мимозами, а нарциссами я шла по серым улицам и предвкушала встречу. В отделение меня, конечно же, не пустили, поэтому я передала букет, и мы поболтали через закрытое окно о каких-то пустяках типа «желтый цвет Вам очень к лицу» и «нарциссам – нарциссово».

Чтоб было понятно – с моей стороны в этом не было ни заигрывания, ни попытки сблизиться, выпросить билетики или чего-то такого… Это был чистой воды альтруизм и желание скрасить человеку больничные будни, повеселить как-то…

Ну и потом я встретила его в гостях у Фимы и Гули Мусаиловых. Эта гостеприимная квартирка в старом доме рядом с табачной фабрикой всегда была готова принять любых гостей, чем они порой бессовестно пользовались. Прежде я заходила туда «прицепом» с разными знакомыми то на чаек, то на портвешок, а то и на косячок.

А в тот раз Тимофей был вместе с женой, и я почему-то ужасно растерялась, как будто меня застали за чем-то неприличным. Я и думать не могла, что у Тимы есть жена, как это вообще может быть? Такой популярный художник! Музыкант!! Все девушки тебя обожают!! Ну какая может быть жена??

От неожиданности я начала нести какую-то пургу, еще больше растерялась и поспешно ретировалась. В общем, вела себя глупо как влюбленная гимназистка.

(«Кумир не должен быть женат!» — это правило знают все продюсеры и успешно его применяют во все времена ))))

Моя линия жизни дальше никак не пересекалась с его личной историей. От друзей узнала, что Тима уехал в Москву по приглашению Диброва, что он работает над оформлением популярного телеканала, и вообще у него все – полный вперед.

Ну порадовалась, конечно, большому кораблю – большого плаванья, хотя жаль, что без него уже не будет тех феерических выступлений. У группы Пекин-Роу-Роу был особый шик, это было не только очень музыкально, ярко и весело, но к тому же как-то утонченно и интеллигентно, не в обиду землякам скажу – это было совсем не по-ростовски. Я не знаю, как закончить свой рассказ и не хочу говорить о том, что Тимы вскоре не стало.

Только крутится в голове строчка: «И летит по небу ангел, чистый, сука, как дитя»…