Александр Сыпченко. Время

Александр Сыпченко. ФОТОКАРТОЧКА: Дмитрий Посиделов

Я смотрел на свои разбитые пальцы на ногах, мысль была одна – что это??? Что происходит? Одна большая куча вопросов, на которые еще придётся найти ответ.

Обычным летним вечером, я вышел покурить на улицу, а точнее во двор. Там-то и началась история. Никого не трогая, с сигаретой в руке, я получил предложение, от которого не смог отказаться.

Компания подвыпивших молодчиков, грязно ругаясь, не выдержав моего замечания, выбила мою сигарету из плотно сжатых губ вместе с парой зубов, и все ничего, если бы я не упал с этих дурацких ступеней, с этого парапета перед подъездом дома.

Приземлился я уже со сломанной ключицей, и я попал в больницу. Перелом оказался достаточно серьезным и мне вставляли штифт в кость. Это дело происходило под общим наркозом.

Укол — и для меня наступила ночь.

Прихожу в себя, лежу на каталке у стены пить хочу – не могу! Во рту – пустыня Сахара. Горло болит от сухости, каждое движение языка вызывает боль, как будто доктора мне наждак на язык налепили. Лежу я, а время идет, тикают часы. Проходит минута, десять полчаса, час, обо мне забыли. Вот думаю – суки, медицина по-русски, вскрыли меня, вбили железку в кость и оставили в коридоре нехорошие люди. Смотрю я, а на стене — испарина — наверно от перепада температур, подумал я. Капельки воды на покрашенной водоэмульсионной краской стене, скатываются вниз, образуя ручейки. И я понимаю, что опять, снова мне даже здесь никто не поможет, не даст воды, не смочит потрескавшиеся губы.

Я стал собирать влагу как мог: провел по стене рукой, ощутив приятную прохладу, которая осталась на ладони. Я провел еще раз по стене и затем — этой же рукой — по лицу – стало чуть легче. Я повторял процедуру несколько раз, жадно облизвая языком капилярные линии.

Никого не было. Я слабым голосом попытался позвать на помощь, в ответ тишина. Я потерял сознание. Сколько времени утекло – не знаю, но когда я пришел в себя ничего не изменилось.

Кроме одного, почему такая тишина вокруг? Я попытался подняться, что оказалось крайне неудобным — слабость и мешала загипсованная рука от плеча до середины предплечья.

Оглядевшись увидел открытую дверь в палату, чуть дальше того места, где я лежал. Извернувшись кое–как на каталке, я оттолкнулся ногой в сторону проёма и поехал.

Слава богу, каталка двигалась легко и я с легким стуком придверился там, где и задумывал. Помогая себе здоровой рукой, я поднялся и сел на каталке. Голова немного кружилась и гудела. Странно, где все, – думал, я. Держась за дверь, я встал.

После того как легкий шторм улегся у меня в голове и в желудке я держась за стену пошел по коридору.

Больница была пуста. Ни-ко-го. Кроме разбросанных вещей, каких-то таблеток на полу. Всё это оставляло впечатление, что собирались в спешке. И куда-то все ушли. Ни тяжелобольных, ни санитаров, ни врачей.

Я кое-как добрался до ординаторской взял телефонную трубку, но телефон молчал. Что же происходит такое? Я начинал паниковать. Выглянув в окно из ординаторской, я увидел во дворе больницы военную машину. Она стояла, припаркованная напротив, в стене, въехав туда на половину своего капота, как раз по самые двери.

– Вот это да! Как она туда врезалась? – мелькнула мысль.

Я решил идти на улицу. Но силы уже покидали…страшно и больно. Ныла ключица.

Я вышел в коридор, смог дойти до процедурного кабинета, где нашел обезболивающее и витамины. Все это запил глюкозой для капельницы и тут же через пять минут, когда боль немного стала затихать, и я уснул в углу на полу, на брошенных на пол халатах с вешалки.

Сколько спал, не знаю, часов у меня не было. Пробудился уже на рассвете, в окно падал свет восходящего солнца. Когда уснул, тоже не знаю, знаю только одно, что было светло. Я вспомнил сразу все. Пугаться уже смысла не было. И, собравшись с силами, я встал. Голова немного кружилась, я сел на стул. После нескольких минут размышлений я повторил свой рацион, подождал, пока боль спрячется куда-то глубоко вовнутрь и пошел на улицу. Печальное зрелище пустоты больничных проездов навевало страх.

Машина стояла там, где и вчера. Обычный армейский грузовик с тентованым кузовом. Я здоровой рукой откинул тент.

В кузове были только ящики. Я учился в институте с военной кафедрой и знал, что это оружейные, мне удалось подтащить крайний ящик.

Он упал на землю и открылся, больно ударив меня по пальцам ноги крышкой, только тогда у меня промелькнула мысль: я ж босиком!

– Реально оружейные, – подумал я, увидев выпавшие автоматы.

Но где люди? Где все? Этот вопрос засел в моей голове с момента наступления жажды.

Я добрался в кабину: пусто. Я увидел рацию — уже интереснее! Я включил ее и услышал голос.

Он говорил, что всем частям необходимо покинуть зону заражения в связи с ядерной дезактивацией территории.

– Так вот оно что, – подумал я, какая-то болезнь и всех увезли, а меня забыли. Паника опять проникла в мой мозг. Опять забыли! И тут я услышал вдали нарастающий гул. Я поднял голову и увидел точку. Наверно самолет, – решил я.

После этого мне в глаза ударил яркий свет, и я понял, что умираю.

Воскрешение было болезненным, я лежал снова на каталке, опять ныла ключица, и так же хотелось пить. И тут пришел санитар!!!

– Что произошло?

– Ничего, все в порядке. Все как положено.

– Почему так долго?

А он, гад, издеваясь, ответил:

– Тебя что, надо было телепортировать в палату из операционной? – и, посмотрев на меня, стал смеяться.

Я понял одно, меня везут в палату, вокруг люди и …отключился. Когда на следующий день я пришел окончательно в себя, смог подняться с торчащей в сторону на растяжке рукой и подошел к зеркалу, мне стало не по себе.

Моё лицо белое, словно меня пудрил какой-то незадачливый гримёр, белый слой лежал не ровно. Он был гуще у рта и расходился к глазам и ко лбу, лицо было покрыто толстым слоем какого-то белого вещества.

Странно, подумал я и позвал доктора. Доктор не пришел, а пришел садист санитар со словами:

– Как дела, боец?

– Что, кто мне рожу напудрил непонятно чем и зачем. – Это врачебный прикол или это шутка такая? – спросил я у него.

– Нет,  посмотри на свою здоровую руку, – сказал он мне. Я глянул, она была в побелке.

– Ты стоял у стены, – продолжил он, – на своей каталке минуты три, ну может пять, за это время ты, друг, успел своей здоровой рукой смазать мел со стены и размазать его по своей роже.

Я не поверил и побрёл к операционной.

Каждый шаг давался мне с трудом. Он отдавался болью в плече и шумом в голове. И наконец, я увидел то, что должен был узреть, на уровне каталки напротив двери была стерта побелка. Мне стало ясно, насколько растянулись эти три минуты, но вкус той воды я помню до сих пор. Ощущение этой влаги не дало мне сойти с ума. Или дало? Я шел обратно в палату, прихрамывая.

– Что же так нога болит? – подумал я и посмотрел вниз — у меня были разбиты пальцы на ногах.