Уголовники соединились с мусорами

Влада Андрианова можно смело назвать человеком-легендой. Ведь для нас пластинка «По волне моей памяти» явилась (если полюбить штампы) «глотком свежего воздуха». Давид Тухманов нашел точку опоры и… перевернул мир советской эстрады. Находясь за железным занавесом, мы и не предполагали, что может существовать что-то достойное на русском языке. Тухманов сделал хороший ход: взял классическую поэзию и добавил современную музыку. То был домашинно-временной период.

Воспоминания и настоящее - в интервью журналу "Ура Бум Бум" . Корреспондент Алик Гоч (он же Ким-ир-Сен) - на снимке Сергея Емельяненко.

Голос Андрианова звучит с пластинки «По волне моей памяти»…  А пел Влад в легендарных группах того времени… Того, что было 20 лет назад.

Воспоминания и настоящее —  в интервью журналу «Ура Бум Бум» . Корреспондент Алик Гоч (он же Ким-ир-Сен):

К-и-С Начнем по порядку? 

ВА Я и не предполагал, что  буду петь. Я хотел быть футболистом. Но…1966-ой год, 1 курс музучилища, хоровое пение на улицах Ростова песен БИТЛЗ, радость…

Улица Пушкинская. Рейды мусоров, которые подъезжали прямо к лавочкам обрезать нам волосы. Мы носили узкие брюки и сапоги на каблуке. Было сильно движение хиппи, и оно влияло. Кагор, вермуты, ломанный русско-английский… Словом, от мусоров мы выхватывали каждый день. 

На Пушкинской погибли две мои акустические гитары. Для мусоров это был прямо-таки ритуал — обрезание волос и разбивание гитар о лавку. Инквизиция с ножницами.

 В училище был преподаватель Сомаль, доказывавший, что минорная доминанта не применяется перед мажорной. Мы приносили ему «Сержанта Пеппера» , где все это явно присутствовало, но… Но это было чудо!

Устраивались — кто как мог. Некоторые в КГБ пели, в клубе Дзержинского на Энгельса. Комитет льготы давал — места,  где можно поиграть, попеть. А петь БИТЛЗ в комитете — тяжко.

Если вечером ты посидел на Пушкинской, то наутро тебе обеспечены две проблемы — посещение парикмахерской и поиски нового инструмента.  А инструментов не было вообще! Выпиливался корпус, обтягивался плюшем! Материал добывался путем разрезания любимого плюшевого мишки —  косили под косматые гитары ДОРС. Ты представляешь, что за звук извлекался? Хотя пипл перся! Потом появился Виталий Беломестный, который стал производить гитары.

К-и-С Из  людей  того  времени  кто,  по-твоему,  состоялся? 

ВА Путилин, Егоров Сережка. Да, пожалуй, больше и никого. 

К-и-С Пластинки слушали на костях, информации — ноль,  а народ перся. Теперь же  есть все, и нет кайфа. Отчего? 

ВА Раньше это все не давалось. Ты должен был добывать информацию, музыку — все! И образовывался определенный вкус к вкусным людям. Ты знал, например, что  появился ЧИКАГО ТРАНЗИТ, что…

А сейчас на чем воспитывается молодежь? На рэпе. А до этого? На ЛАСКОВОМ МАЕ. Культуры души нет. А когда ты чувствуешь только ритмическое движение… Возможно это урбанизация…

Раньше не было обмана. Фонограмм.  Ты издавал звук и отвечал за него. Мы работали обычно два отделения в концерте.  В первом — народные песни с обработкой в духе ЧИКАГО.  Потом Зыкина в «Советской культуре» опубликовала статью: «Многие ВИА используют русское народное творчество, но аранжировки!.. Аранжировки — буржуазные». «Многие» – это ДОБРЫ МОЛОДЦЫ, ВИТЯЗИ, где я тогда работал. И Катя Фурцева нас (ням-ням!) — съела. 

К тому же мы были молоды. У нас были девочки, вино и веселье после концертов. Пафоса теперешнего — «Я буду жить только в люксе» — не присутствовало. Жили в «братских могилах», а работали на  центральных  площадках. Кремлевский Дворец Съездов, дворец Ленина в Алма-Ате, Центральный зал Омска…

Сцены, по которым могут спокойно гулять кони. За  8, 9  или 12  рублей. Когда нас расформировали, ребята остались в Москве, а  я вернулся в Ростов и открыл бар на Пушкинской.

К-и-С Это был самый центровой бар города.

ВА Потом мне позвонили и сказали: «Есть тема». Из ЦВЕТОВ ушел гитарист Селезнев и увел администратора. Стали  мы  думать, с каким названием подходить к делу. А приходилось лизануть,  иначе не назовешь! Существовала группа САМОЦВЕТЫ, которая была красным знаменем, так же, как Лева ЛЕЩЕНКО. И мы стали —  ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ. Меж собой мы были —  и ЛЕЙСЯ, ПИВО, и ЛЕЙСЯ, ВОДКА, но чаще — КАРАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ. И в «Московском комсомольце» мы замелькали в первых строках. Дед (все так называли Мулявина) волосы сзади рвал, потому что его «Беловежская пуща» была потеснена! 

Я пел песню Добрынина «Где же ты была?», и она стала хитом. Пели ДИП ПЕПЛ и КРИДЕНС. Но за незалитованные тексты нас снимали с маршрутов. Так  мы сидели на базе, надеясь, что какой-нибудь тупой каракулевый воротник  примет программу.

 Когда мы выступили первый раз по ТВ в программе «Служу Советскому Союзу», я своим сказал так: или мы пойдем по пути ВОСКРЕСЕНИЯ, и кого-нибудь, а, скорее всего меня, посадят, как Лешку Романова, или мы начнем играть попсу и зарабатывать деньги. Нормальную попсу. Давайте решим на корню — мы же честные люди. А ситуация была такая. «Прощай» стало   шлягером. Это же ругательным словом было! Приветствовался  Бельды с песней  «Увезу тебя я в тундру», Лева — с  песней  «Я сегодня до зари встану, по широкому пройдусь полю». А тут «Прощай! От всех вокзалов поезда уходят…» Да вы, ребята, обалдели? На «Мелодии» —  худсовет…

Понимаешь, мне уже годков нормально.  Я жизнь прожил, и злости к ним не питаю. Ни к Богословскому, ни к Фрадкину, ни к Ошанину.  Но эти люди настолько притормозили! Ради чего? Это же была мафия! Ведь они решали все! Без их подписи редактор «Мелодии» не смел записывать никого! Раз в год на худсовете появлялся Тихон Хренников и  говорил: «Здорово»!

После этой фразы ты обязан был исполнять песню Тихона Николаевича Хренникова «Есть на севере хороший городок», а еще на тебя нахлобучивали песню Фрадкина, и ты не мог сказать «нет», потому что «нет» означало то, что ты выбываешь навсегда и отовсюду — с радио, с ТВ, с «Мелодии». 

К-и-С То есть навязывался репертуар?

ВА Да! На миньон входило 4 песни:  две  навязанных тебе композиторов Хренникова,  Фельцмана (забавнейший старикашка, к нему домой придешь,  он обязательно тебе споет), одна Пляцковского и… А Слава Добрынин такой доставучий был! Он мог добить кого угодно, не только редактора «Мелодии». Он меня однажды так достал, что я в 5-й студии разбил об пол бутылку коньяку. Только я мог противостоять ему и посылать его. Я пел 6-й час и, хотя писали кусками, устал невероятно, а Добрынин зудел под руку: не так, не сяк. Ну, я бутылку и грохнул. И ему пришлось идти за новой. Может, из-за своей доставучести он и раскрутился так сейчас. Так что он достал «Мелодию», и мы записали «Прощай». На свой страх и риск Пляцковский дал нам аннотацию к пластинке (подогнал маслица), и она вышла! Шум! А снимать не давали. Лапин (директор радио и ТВ), кроме баяна и гармошки, не видел в жизни ни-че-го! «Уберите эту гадость» —  его любимое выражение.

«Есть Лев Лещенко, есть Люда Зыкина, есть Иосиф Кобзон, остальное — гадость».   А гадость, получая по 9 рублей за концерт, собирала стадионы. А деньги шли в казну и отчислялись  в Министерство культуры в том числе. Этим  они все питались! А мы голодали порой, снимали квартиры.  Но мы плевали — нам клево жить было! Мы не лезли в политику. Мне было без  разницы, кто стоит во главе государства. А кто такой мусор, я знал с детства.   Знал, как его обойти и как его прибить, чтобы он отстал от меня. И все-таки я был счастлив, меня переполняла радость жизни. Я смотрел на это стадо и думал: «Как же их обвинять, они же тупые, они же стадо, они даже в каракуле ходят! Что ему, этому  мусору, объяснять? Его надо просто обманывать:  на худсовете спеть одно, а на  концертах — другое». С маршрута нас первый раз сняли в Новокузнецке и отправили в Росконцерт.

Я выучивал тогда  и пел 36 нормальных песен и 28 «левых», угодных худсовету! Невообразимое количество. Сейчас из этих 28-ми я не могу вспомнить ни мелодии, ни фразы — отторгает организм! Выучивалось, пелось и тут же умирало. 

К-и-С Элита, известные люди — с ними ты общался в столице? 

ВА В 1972 году я не знал никого. Мы жили обособленно, играли рок-н-ролл, пили пиво с креветками и были счастливы. Понятие «элита» пришло позже. В 1973  году мы работали на  стадионе в Рыбинске с Аллой Пугачевой. Она была бесставочница и получала 2 рубля 50 копеек. Пела, аккомпанируя на пианино. Представляешь, стадион озвучить пианино? Что неслось из этих колокольчиков-матюгальников? 

К-и-С В то время с вами уже работал Шуфутинский? 

ВА Нет, он еще в Магадане в ресторане пел. А  нашей   ЛЕЙСЯ,  ПЕСНЕ после пьяной выходки Валеры Селезнева был подписан приговор. И я раздумывал, что делать дальше. Тогда  мне позвонил Добрынин и сказал: «Владик, приехал очень хороший парень. Так что ты никуда не дергайся».

Хорошим парнем оказался Миша Шуфутинский, и с ним, действительно, был связан расцвет нашего коллектива. Мы стали профессиональнее с приходом Миши, стабильность появилась, но, самое главное, что у Миши были  (и есть) душа и сердце.

Миша Шуфутинский из тех евреев, которым не надо обманывать людей. Отзывчивый, умный, я бы не сказал, что «добрый дядя», он знал ходы, но не занимался обманом. Поэтому я всегда в него верил. Он знал, что надо дать. И он приходил и говорил: надо дать, иначе не пролезем. Если не соберем по 200-500. И мы давали — ну зачем биться головой об стенку, если человек берет!  C приходом Миши мы стали хитовее, профессиональнее, мы стали другими. Мы в середине 70-х выходили в смокингах, бабочках, пели — ни одного движения, никакого оттяга. А народ пел вместе с нами!

Я смотрю сейчас на то, как пытаются двигаться на сцене музыканты, — Боже мой! — они же рвут себе связки на ногах. Это же балет  доморощенный, содранный с видика… ну, как Жванецкий говорит: «Не дано»!

 Но появились БОНИ М, и Миша от нас стал требовать «шоу»… К нам приставили балетмейстера. Я пришел,  посмотрел и сказал: «Извини, но если я начну танцевать, это будет смех. Я чувствую, где можно вкусно сделать, а где нельзя». Я пою песни, которые народ знает наизусть, и вдруг я начну выкаблучиваться?! 

К-и-С А назови ваши хиты того времени. ВА До Шуфутинского у нас было два хита: «Прощай» и «Последнее письмо». Солдатская такая проникновенная песня, под которую плакали девочки. Кстати, в 1978 году на Всероссийском конкурсе получили первые премии Алик Асадулин, Лариса Долина и я. Как солисты. И еще мы как ансамбль ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ получили лауреатство.

У меня появилась «красная строка». То есть я мог теперь работать отделением, а мои ребята за аккомпанемент мне стали получать больше бабок. Кондовыми хитами я называю те, что поют уже в деревнях под баян. Кроме «Прощай» и «Последнего письма» еще были «Вот увидишь», «Где же ты была». 

К-и-С Нельзя  не сказать о том, что ты пел на пластинке «По волне моей памяти»… 

ВА Пластинка «По волне моей памяти» стала переворотом в советской музыке.   Хотя это ритмически очень трудная вещь. Страх божий просто! Тем более, как я писал ее! Мне позвонили в Ростов и сказали: «Приезжайте, пожалуйста». Я прилетел, приехал в студию где-то в половине пятого, а вышел в два ночи! В ушах были бонги, бас-гитара, и Алик играл на флейте! В глазах стояли слова и опус № 40. Нормально…петь-то?Когда в Ростове появилась  пластинка «По волне моей памяти» , она стоила 17 долларов. И ее очень быстро, между  прочим,  раскупили. 

А  вообще приятно послушать то, что было 20 лет назад… Спасибо маме, сохранившей все пластинки. Я не понимаю, что сейчас происходит! Люди используют секвенсор, поют какие-то слова: «Давай, давай, я хочу вот так»… Уж лучше петь такие слова, как поет Миша Шуфутинский, Новиков,  Розенбаум или Никольский. Хотя он — более возвышенный вариант, интеллигенция такая. Я всего, что творится, не понимаю! И мы удивляемся:  посмотрите — вокруг одни дебилы! А что вы даете им, чтобы они не были дебилами?

Мы-то в молодости все  сами соображали. У родителей  были пятилетки, а  у нас было все нормально: зашел в магазин, купил бутылку водки, колбасы. Меня ни при какой власти политика не интересовала.  Ну, вызывали меня два раза в комитет, ну и что? Хотя в Москве у многих конферансье за острый язык летели головы: Гарик Гриневич — трагедия — спился. Ему полностью перекрыли кислород, не давали работать.

А что он мог? Он же не плотник. Он может только языком зарабатывать… Бедные люди! Они умеют давать кайф зрителю, чтобы он оттянулся на какой-то смешной фразе. А ведь потом этим людям ломают жизнь В1979 году   Шуфутинский подал документы на выезд, а следом и я. Папа Мишу не отпускал.

К-и-С Почему именно в 1979? ВА У нас был администратор Гера Спектр. При нем мы занимались зарабатыванием денег. «Советская культура» про это писала. Я,  ЛЕЙСЯ,  ПЕСНЯ,  и  Лева  Лещенко работали рядом. Мы начинали  во Дворце спорта, а Лева через дорогу работал в филармонии. И там и тут начало было в 9 утра.  Мы работали отделение, потом в перерыве переходили  через трамвайные рельсы и работали второе отделение в филармонии. А Лева  в  это  время  был во дворце. В день мы успевали давать  6 концертов! А менее чем за месяц — 124!    В  чем  был  гениален Гера. Объясняю. Лева же нарцисс в душе, он любил себя, знал себе цену. Ему важно было, что его не отпускают со сцены, что он любим… А Гера стоял за кулисами у розетки и, когда Лева начинал в очередной раз на бис петь «Из полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…» (это же хит!), Гера  просто вырубал электричество. Потому что мы уже заканчивали грузиться в автобус, и надо было ехать за 10 км на  шестой выездной  концерт. 

И вот Гера смог выехать за  границу! Комитетчики позже, зная, что я с ним работал, недоуменно спрашивали: «Как он сумел?».   Гера тогда собирал Иркутск, Братск, Новосибирск. У него была справка о том, что он может собирать наличность из касс. Представь: в день 4-6 концертов в среднем по два рубля билеты — восьмитысячники! И он сваливает! А когда комитет приехал брать его, он уже был в Вене! 

Конечно, многие ребята из-за этого попретерпели: сел директор Новосибирской филармонии, телохранитель Геры. Потом пришла телеграмма на Театр эстрады: «Миша, Владик, помогите Эдику Смольному (администратор, который тогда только что освободился), обстоятельства повернулись так, что мне пришлось. Спектр. Вена». К 1979 году «добрынинщина» и «тухмановщина» стали надоедать. Мы последние четыре года не пели ничего! И у нас с Мишей пошли разговоры, что вот надо какое-то свое дело  начать.

Мы же были друзья,  помогали друг другу. Точнее Миша меня вытаскивал из всяких передряг, потому что он всегда себя контролировал, а я был — «оторви и выбрось». Представь: папа Миши — стоматолог,  зав. поликлиникой на Ленинском проспекте. Платная поликлиника! Все ЦК у него. Коммунист, дача, все дела. А мы с Мишей ходили перед поликлиникой с плакатами: «Отпусти сына в Америку!»  и «Ты что, обалдел, что ли?» Папа Миши не подписывал согласие на отъезд Миши. Он боялся, что все потеряет. А Миша уже что-то знал, в чем-то был уверен. Он как-то спокойно обронил: «Там нам будет хорошо». Тогда  уже в Америку уехала Нина Бродская. И пела там по общинам.

Вслед за ним подаю на  выезд я.1980-й год. Олимпиада. Американцы не едут. Скандал! У меня отец — заведующий кафедрой истории партии и научного коммунизма в мединституте. Мама заведовала в филармонии музыкальным лекторием. Ты можешь себе представить? Меня вызвали на Лубянку, и хороший майор мне быстро все объяснил: «ЕСЛИ ты выедешь, в 1991…» Если! То есть я как диссидент выхватывал десятку…

Господи, мне тебе рассказывать? Ты же сам все знаешь! Что можно говорить, если Дьячков сидит каким-то сторожем в каком-то подвале и пишет САМОЦВЕТАМ хиты. И какие хиты! А пишут: Стас Намин! Все клево! Как можно было не хотеть уехать? По-моему у всех были такие мысли. Я не жалею, что  не уехал, хотя мне пришлось с тех пор пройти еще три ада: в 1984 году я попал под гильотину,  когда овцебыки стали рубить вокально-инструментальные ансамбли. Помню, приезжаю я на прослушивание  ЛЕЙСЯ, ПЕСНИ: Коля Расторгуев сидит, который теперь ЛЮБЭ, Албарище, ну и из молодых, кто остался. Вышла ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ, славненько отпела все мои хиты… 

Албарище трясется: «Что делать, Владик, что делать?» Я говорю: «Выпей транквилизаторов и иди, спокойно выучи несколько хороших песен вроде «Гимна Советского Союза» и прекрати реггей употреблять, а то тебя с реггей неправильно поймут. Они думают, что ты их лаешь».   Тут зашел «воротник», уселся и  стал смотреть выпученными глазами. А ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ танцевала, как сумасшедший БОНИ М. Албарище тогда так отпел! И после этого индюк в воротнике говорит: ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ — убрать! Это нельзя. Что это за задирание ног. Про  Албарище, который уже принес в бюджет страны кучу денег, козел тот сказал: «Как это можно выпускать на сцену, он же петь не умеет! Это же не певец!» А ему говорят: «Это — Александр Барыкин и группа КАРНАВАЛ».  

 А как мы провожали Мишу! В ресторане «Пицунда» были. Я только имена назову  (какие имена!): Дуня, т.е. Дунаевский, Алик Писаренко из БУРИМЕ (сейчас он в Нью-Йорке), Слава Добрынин, я. Немного было людей,  человек двадцать. Писаренко встал и сказал: «Миша, ты знаешь, мы так рады, что ты уезжаешь… Но такое впечатление, что мы на похоронах». Мы тогда отрывали от сердца человека, которого мы любили и который нас любил. 

К-и-С Давай, резюмируем: к определенному времени коллектив стал народным, в том смысле, что народ пел его песни. Ты говоришь, что не интересовался политикой, но, тем не менее, под воздействием каких-то сил к концу 80-х произошло  то, что должно было произойти? 

ВА Первый неприятный толчок почувствовался, когда мы в Кремлевском дворце съездов отрабатывали гала-концерт. Представь: нас привезли к служебному входу, там стоял уже коридор из всех этих ребяток, и мы через него должны были идти.  Шаг вправо-шаг влево считался побегом. Завели в комнату, откуда мы не должны были выходить, пока по матюгальнику не объявят: «ЛЕЙСЯ, ПЕСНЯ, на сцену». Пятеро ребят нас  выводили  на сцену. Отыграли мы, и опять в конуру. Такое я не любил очень сильно.

Я сказал одному из этих парней: «Мы же артисты — наше место в буфете. Мы же отыграли — надо коньяку выпить, икорки поесть». А он мне с наглой мордой: «Сейчас сопровождающие прибудут, и вы уберетесь отсюда»… То есть, я хочу сказать, что ты прав. В период с 1972 по 1978  годы было одно время, а начиная с 1978 по 1982 — другое.   Именно в это время началось брожение в головах, почему и начались свалы.

Уехало  очень много народу. Анекдотичный случай, когда Демичеву сказали: «Американцы хотят, чтобы весь состав, записывавший «По волне моей памяти», посетил США, а к вам приедет КРИДЕНС РИВОТЛ РИВАЙС».     Мелентьев, зам. Демичева, говорит: «Отлично!». Стал смотреть список, а никого уже и нет. Лерман? Нету. Сестры Зайцевы? Уехали. Плоткин? Нету. Люда Барыкина? Нету. Анекдот! Он и спрашивает: «Это что получается? Если почти все уехали, то и оставшиеся там останутся!» Пожалуй, сейчас я могу провести грань, когда было клево, а когда… То есть я это только сейчас, в разговоре с тобой, осознал.

С одной стороны, мы пришли к тому, что нас знали, любили, хотели непременно поздороваться, познакомиться, а с другой стороны, ощущалось отсутствие свободы. Просто система достала! Хотелось делать свое дело, а этого-то и нельзя было. И поэтому многие уходили в другие сферы.    У меня был хабаровский период: я уехал в этот город и три раза пытался худсовету сдать программу. Не пустили рок-н-ролл и реггей.  

Я поехал тогда в Благовещенск собирать по тюрьмам песни. Хотел сделать альбом, но не такой блатняк, как Миша Розенбаум сделал, а чисто политический. Опять-таки не получилось.

Сейчас меня немножко жаба задавила: Игорь Иванов выпустил пластинку.   Сохатый, в смысле Лосев, выпустил все старые хиты  ЦВЕТОВ, Леша Романов всплыл с ВОСКРЕСЕНИЕМ… И мне хочется. У меня еще есть силы. Бог даст, будут и возможности. Я хочу записать все старые хиты ради того, чтобы люди моего возраста (молодежи это не надо) их вспомнили. А вторую пластинку я хотел бы сделать блюзовой. Блюз мне ближе всего. 

К-и-С Сравни: ведь сейчас все можно, даже слишком все… 

ВА А радости нет.

К-и-С И ничего нет.

ВА Все от того  зависит, на чем человек сейчас воспитывается. Чего раньше точно не было, так это меркантильности. А теперь такая жизнь — все только бабки, только бабки и напрочь отбитые вкусовые качества. Уголовники соединились с мусорами. Ну, и что дальше вы хотите важного людям сказать-то? Я боюсь одного: как бы мы не потерялись, как бы из-за этого идиотизма мы и поколение наше не исчезли лет на тридцать.   

Беседовал товарищ КИМ-ИР-СЕН

Адаптировала Галина Пилипенко

199 ? год

Влада Андрианова, Михаил Шуфутинский, Алик Асадулин, Лариса Долина, Николай Расторгуев, Давид Тухманов, Виталий Беломестный