Александра Токарева. Переславль – Залесский.Часть 4

Александр Токарев. Фото: Валентин Картавенко www.photographica.ru 

Начало

Переславль – Залесский.
Духовная родина отца. Сколько раз он уезжал туда, оставив за спиной быт, долги, проблемы, нытье близких, грязь, жару и суетливость юга. Уезжал на север. На русский север. Душе нужна была чистота и прохлада. Неторопливость бытия, задумчивая и сдержанная строгость пейзажа за окном… И одиночество. Ибо только из него можно обратиться к себе, к глубинам собственной души.

Была дача Кардовского (дом творчества Союза художников России), была келья Федоровского монастыря (в то время там располагалась гостиница и можно было снять номер — одну из бывших монашеских келий). Там, в Переславле, написаны его лучшие вещи. Его самые пронзительные рассказы, среди которых так любимый мною «Чао Марушка».

Простая вроде бы история о жестокости и бессмысленности бытия, о бесконечности терпения и смирения женской души. О фантастическом внутреннем достоинстве при любой судьбе, даже самой тяжелой. О принятии трагедии любого бытия, в том числе и своего собственного не остро отточенным и долго воспитанным интеллектом, а теми глубинами духа, которые так мало связаны с происхождением и воспитанием.
О колебаниях и бесконечных внутренних сомнениях настоящего художника перед любой мало-мальски значимой работой.

Вечная тема — художник и модель, и, по-моему, отцу, одному из немногих, удалось показать ее с духовной стороны. Долгий и тонкий со-настрой двух душ перед работой над портретом и просто перед разговором не «за жизнь», но «о жизни» двух совершенно разных людей. Молодой полный сил художник и прожившая неяркую, горькую, почти бессмысленную жизнь простая женщина, из десятков и сотен тысяч таких же в России.

Пронзительная и светлая, острая и трагическая, то акварельно-прозрачная, то уходящая в глубокие, глухие низы сюита. Очень редкое качество в прозе, — внутренняя музыка. Тончайшая, почти ювелирная психологическая нюансировка внутренних переживаний и диалогов. Признаюсь, далеко не все, из написанного отцом мне близко, но эта вещь как-то сразу вошла в пространство сердца, вошла как-то очень цельно, остро, глубоко и горько.

Так входит все настоящее в жизни, минуя разрешения ума. Я много раз возвращалась к ней, перечитывала, пытаясь из своего «рацио» снизить накал пафоса. И каждый раз терпела поражение.

Судьба дарит подарки. Иногда очень щедрые… Вся поездка на пленэр в 1980 была подарком судьбы. Подарком невероятной щедрости.
Мы идем по Никитской слободе. Мы — это небольшая группа студентов Ростовского художественного училища, которых отец привез в Переславль – Залесский на ознакомительную практику. Тогда, такие практики еще оплачивались государством.

Валерий Кульченко. Переяславль-Залесский. 20 х40. 1975 год

Грунтовая широкая дорога, изрытая глубокими колеями с вечно непросыхающими лужами-болотцами, в которые можно провалиться по колено. Из-под ног рассыпаются, выпрыгивают сотни мелких, маленьких лягушечек, еще вчера бывших головастиками в этих лужах. Смеркается. Мы осторожно ступаем по живому, движущемуся ковру, боясь нечаянно наступить на какую- нибудь будущую «царевну».

Лягушачий хор более взрослых особей заливает округу так, что звенит в ушах. Огромная бледно-желтая луна восходит справа, над высокими белеными стенами Никитского монастыря.

Валерий Кульченко. Никитский монастырь. Переяславль-Залесский. 20 х40. 1975 год

Девчонки – студентки ойкают, охают, взвизгивают, пытаясь не наступить на прыгающих прямо под ноги лягушек, отбиваются от больших злых комаров, тучами атакующих легкую добычу молодой крови.

Через неделю в Москве начнется Олимпиада 80. А здесь, не конец 20-го, а середина 15-го или 16-го века.

Нет ни фонарей, ни асфальта, ни проводов, никаких напоминаний о последних четырех — пяти столетиях. Не коснулись они этой земли. Огромная, белеющая справа, громада монастыря, оголтелый комариный звон, победные лягушачьи трели и иссине — черная грязь русского бездорожья.
— Ой, Александр Павлович, да как же они тут жили?
— Да вот так и жили. Редко кто из крестьян доживал до 45 – ти. Средняя продолжительность жизни в России в 16 -17 веках —  лет 40, не больше. Медицины ведь, как таковой не было.

Смертность при родах — чудовищная и младенцев и матерей. Из 12 -16 детишек, которых в среднем рожала русская крестьянка, — выживало меньше половины… Старшие оставались на хозяйстве и присматривали за младшими, а в семье их было, как минимум 7 – 8 человек — мал, мала, меньше, или работали наравне со взрослыми в поле.

Женились лет в 16 – 17, сватались – еще раньше. В 18 лет девушка считалась «перестарком».
Девчонки, студентки 2-ого курса, которым по 20 – 22 года, в этом месте начинают нервно хихикать, примеряя сказанное на себя, а парни тут же, оживившись, с радостным цинизмом кидаются на них:
— Всё, девушки, всё, — опоздали вы, вы все тут у нас — «перестарки».

Отец продолжает:
— К 35- 40 годам старшие, как правило, передавали всё хозяйство, все мирские дела детям, а сами проводили остаток жизни при монастыре. Становились насельниками, выполняли все монастырские послушания, готовились к уходу…

И это очень мудро, ведь с возрастом, когда утихают страсти, человеку нужно время, чтобы приготовиться к «таинству смерти», «остыть» от мира. Дать душе время подумать не о мирском, а о вечном.

А мы сейчас, в нашей современной цивилизации, даже на пенсии живем бытовыми хлопотами, нуждами выросших детей их интересами, и так на бегу незаметно подкрадывается смерть, к которой мы не готовы.
Мы оставили монастырь справа за спиной, и вышли по тропинке в поле. Стемнело. Луна превратилась в огромную, невероятную планету, занимавшую пол неба, кажется, никогда позднее, я не видела ничего похожего.

Мы сидели в стогу сена и пили водку из граненых стаканов (одноразовых тогда еще не было). Те, кому стаканов не хватило, пили водку из гипсовки (разрезанный пополам резиновый мяч, в который скульпторы и формовщики заливают жидкий гипс).

Эта ночь, в стогу, посреди зреющего пшеничного поля с громадой монастыря возносящейся вдалеке справа, и гигантской оранжевой луной, осталась во мне навсегда.

Продолжение

В Донской публичной библиотеке сейчас (июнь 2017 года) открыта выставка из собрания Александра Павловича Токарева.

Вход бесплатный.

Александра Токарева — дочь искусствоведа просит делиться вашими воспоминаниями.

Телефон Александры Токаревой:  8 919 896 23 04