Алексей Попогребский: «Паша! Вырежи меня!»

Фильм «Как я провёл этим летом», завоевавший на Берлинском фестивале  три серебряных медведя в Ростове показали на неделю раньше общероссийской премьеры. 

 На предварительном показе в кинотеатре «Чарли» режиссёр Алексей Попогребский и оператор-постановщик Павел Костомаров просидели в зале совсем немного. Как позже объяснил режиссёр – они следят — как в кинотеатре транслируется-передаётся цвет и звук. А вот если зритель опоздает и не увидит первые 5 минут – дальше можно не смотреть. Вся линия с радио-активнм устройством и из фильма и из восприятия выпадает.

Попогребский: Чуть-чуть информации: всё, что есть в фильме, имеет документальную основу. Как ни странно, кажущееся нам сюрреалистичным, на деле – довольно обыденная реальность Заполярья. И радио-изотопные-электрогенераторы, имеющие название РИТЭГи  — это атомные батарейки, чтобы питать маяки в труднодоступных местах. Их сотнями оставили в Заполярье люди, когда-то осваивавшие Север. Капсулам с радиоактивным материалом 50 лет – они  распадаются и излучают. К сожалению, никто не позаботился о том, чтобы их утилизовать, после того как они отработают свой ресурс.. И были случаи заражения окружающей среды и даже поражения и гибели людей. Это линия нашего фильма. Про РИТЭГи можно прочитать в «Википедии». Это — единственное что я хотел сказать,  перед тем как перейти к вопросам.

ГАЛИНА ПИЛИПЕНКО:  Вы вспомнили сегодня многих ростовчан с вами связанных, тогда я продолжу: экс-ростовчанка репортёр НТВ Екатерина Гордеева после специального репортажа о трансплантации органов была приглашена к Путину для обсуждения этой проблемы. Вы не рассчитываете на подобное?

 АЛЕКСЕЙ ПОПОГРЕБСКИЙ, РЕЖИССЁР ФИЛЬМА «КАК Я ПРОВЁЛ ЭТИМ ЛЕТОМ»: Я по призванию не публицист и мне сложно специально что-то делать на злобу дня и тема этих РИТЭГов выросла изнутри сюжета и из полярной реальности. Я долго вынашиваю сюжет, и он сам рождается

У меня не было задачи поставить вопрос ребром и искоренить проблему. Сейчас я понимаю, что если фильм поспособствует ее решению, я буду дико рад.

А по своему характеру я не трибун. И я совершенно не уверен, что в Кремле этот фильм посмотрят. И хотя я получил поздравительную телеграмму от правительства, завоевав трёх медведей, я не знаю — может быть, их пишут помощники…

Есть какая-то программа по утилизации РИТЭГов – это колоссальные деньги. У нас люди во многих регионах страны очень сложно живут и, конечно, об экологии приходится думать в десятую очередь. И те же самые полярники, работающие в федеральной системе росгидромета… Эти условия – перелом 19 – начало 20 века и просто разителен контраст между тем как живёт Анадырь, финансируемый Чукотским автономным округом и тем как федеральная метеосистема живёт и работает.

Если честно, то я бы, наверное, не только к проблеме РИТЭГов привлёк внимание, но к тому, как оплачивается труд людей, которые в очень сложных условиях живут и работают – полярных метеорологов.

Г.П.: А к другой силе – олигархической – нельзя ли обратиться? К Роману Абрамовичу?

А.П.: Роман Абрамович вместе с другими членами Чукотского автономного округа знали про наш проект, курировали его и поддерживали. Их помощь сыграла огромную роль – это были внебюджетные деньги и без них мы бы не совершили такую дорогостоящую экспедицию. Такие затратные экспедиции в мире кинопроизводства просто не практикуются! Это своего рода абсолютно автономная экспедиция. Огромное спасибо за помощь и это была инициатива с их стороны – они уже знали про наш проект.

Г.П.: Перед входом в зал устроители воссоздали уголок чукотской метеостанции. Воспроизвели быт: графики, книги: «Честь имею» Пикуля, «Две Дианы» Дюма. Что вы на самом деле читали во время «кинопутешествия»?

А.П.: Я взял с собой нетбук и у меня на выбор целый ряд книжек был, потому что совершенно не знаешь, на что тебя потянет. На съёмках уже во второй раз в жизни прочитал «Острова в океане». Причём, Хемингуэя я не читал с юности и это не самая его экстремальная книга, а, скорее, быть может, подведение жизненных итогов. Это его посмертная публикация.

И Бунина, которого я, честно говоря, никогда особенно не любил и не ценил и вот – прекрасные воспоминания – я перечитал все рассказы Бунина и они настолько острее и точнее для меня сыграли!

Г.П.: Какой темой вы занимались, когда были психологом? Если слово «были» тут подходит.

А.П.: Я работал в русле психологии личности. Это был сплав советской психологии, которая и теперь кажется мне очень актуальной, просто не было возможности дойти и довести её до каких-то вершин и цельности. Сплав советской психологии и гуманистической – вот моя тема. Руководителем был Дмитрий Алексеевич Леонтьев – продолжатель династии собственно основателя советской психиатрии – Алексея Николаевича Леонтьева.

Г.П.: Не продолжили из-за распада советской системы?

А.П.: Дело в том, что советская психология работала над проблемами глобальными и вещами вечными. И из любой концепции хорошо, если б вырастали практические области применения, а вот до этого и не дошло! А ценится всегда то, что практически можно применить и из чего можно вытрясти копеечку.

Копеечку вытрясти из этого не удалось, поэтому она ещё в советское время и начала плавно переходить скорее в разряд философии.

Г.П.: Объясните главную проблему героев фильма не как режиссёр, а как психолог?

А.П.: Ни в коем случае – если б я подключал весь багаж знаний психологических к анализу своих актёров, то у меня не получилось бы снимать фильм про живых людей, потому что любой живой человек не может быть подвержен анализу без того, чтобы что-то важное не ускользнуло бы при этом. Любой анализ – это раскладывание по кирпичикам, а обратно, знаете, сложить не получится.

Г.П.: Герой Паша в честь Паши Костомарова?

А.П.(поворачиваясь к сидящему рядом оператору Павлу Костомарову и смеясь): Не знаю — не знаю! Что-то я так прописал: «Паша Данилов» и позже смешно получилось – член нашей группы – режиссёр монтажа Даша Данилова спрашивает: «Что, про моего брата написал?» А я говорю: «по-моему, твоего брата я даже не видел».

«Ну как – говорит она – Павел Данилов»

И я понимаю – Павел Данилов! (Смеётся)

Г.П.: «Не ври. Не бойся. Не беги» – это ваш слоган?

А.П.: Нет, это слоган придуман прокатчиком  и это их задача – придумывать прикладные материалы. А у меня главный принцип: »Не навреди!» И когда они мне все материалы прислали я понял, что этот слоган фильму не вредит, слоган на самом деле рекламный и по сути он гораздо уже смысла фильма, но он эффектно смотрится  и пусть он будет.

Г.П.: Тема его похожа на булгаковское — не верь, не бойся, не проси. А этот слоган отвечает на вопрос «Что надо было сделать герою фильма»?

А.П.: И да и нет, потому что для меня этот фильм отчасти про ответственность, а ответственность не ограничивается словами «Не ври. Не бойся. Не беги».

Г.П.: В титрах значится группа ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, но в фильме их музыки, вроде бы, не слышится?

А.П.: Когда я писал этот фильм,  я слушал три последних диска ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ «Реанимация», «Долгая счастливая жизнь» и «Зачем снятся сны». И когда мы уже снимали на Чукотке, все проходы в наушниках Гриша Добрынин осуществлял под песни ГРАЖДАНСКОЙ  ОБОРОНЫ.

Потом, когда мы монтировали, я договорился с Наташей Чумаковой – она бас-гитарист группы и вдова Егора Летова  о том, что мы будем использовать песни группы. Но позже я понял насколько Егор Летов мощный персонаж, что ему тесно в рамках картины. ГО — супер-самодостаточные песни, супер-самодостаточные люди и песни просто взрывают фильм изнутри. Поэтому встала перед композиторов Дмитрием Катхановым , который тоже родом из Ростова,  сложная задача –написать  музыку, которой фильма не  хватает. То есть не самодостаточную, а такую, которой фильма не хватает.

Г.П.: Зная, что Расторгуеву Александру свойственна провокативность (в хорошем смысле слова)  – вопрос – в фильме о фильме, не снял  ли он моменты, которые вам после просмотра захотелось убрать, сказать: «Ну, нет, Саш! А давай откажемся»?

А.П.(Смеётся): Нет. Фильм я посмотрел совсем недавно. Монтировал его Паша Костомаров. Единственное я жутко не люблю на себя смотреть и голос свой слышать,  и я всё время твердил: «Паша! Вырежи меня! Паша! Вырежи меня!». Он не вырезал и, тем не менее, когда я посмотрел фильм, я весь день был в хорошем настроении, потому что я обратно окунулся в съёмочный процесс!

Г.П.: Вы искали в Ростове дом деда?

А.П.: У меня есть подробнейшие дневники деда, где он описывает свою жизнь и я понял, что дома давным-давно уже нет, потому что он ещё до войны отсюда переселился в Москву. Это был район непосредственно примыкающий к железной дороге, потому что вся семья была железнодорожников,  там сейчас кирпичные и панельные здания стоят, а тогда это был частный сектор.

Г.П.: В одном ростовском баре висит ваша фотография. Точно знаю – я с ней фотографировалась. Не собираетесь заглянуть туда?

А.П.: Да что вы говорите?! Но нет, я сегодня рассчитываю с Сашей Расторгуевым увидеться, и мы просто поедем на квартиру, где Саша с Пашей Костомаровым живут. Но что это за бар с моей фотографией?

Г.П.: Бар журнала «Кто главный».

А.П.: А!! Там была отличная статья про меня. И я её очень люблю.

Г.П.: Вы сказали, что это первый ваш фильм, где в кадре актёры не пили и не курили. Это принципиально?

А.П.: Нет ничего принципиального, потому что в предыдущих фильмах  выпивка и курево были органической частью истории – как в «Коктебеле» — дети курят и это для них – этап взросления. «В простых вещах» доктор Маслов выпивает и это часть его исторического портрета, а здесь людям незачем курить и незачем пить – история совсем про другое. Я не ставлю табу – просто этим людям это не нужно.

Г.П.: Критик Артемий Троицкий однажды в интервью мне сказал, что единственная сцена в кино, которая заставляет его плакать, это «Судьба человека» — момент, когда мальчик спрашивает: «Так ты мой папка?» Отчего можете заплакать вы?

А.П.: Я помню, что когда фильм «Судьба человека» заканчивался, у меня глаза были на мокром месте. Действительно мощнейшая картина.

Но знаете, это порой не предсказуемо – то, как ты встречаешься с фильмом, зависит не только от фильма, но и оттого где ты сейчас.   

Я вспоминаю, что когда я уезжал из Америки – я год там провёл это был ещё «психологический период « моей жизни, и у меня был такой очень эмоциональный момент по ряду причин и я случайно по телевизору посмотрел «Мой личный штат Айдахо» Ганса Ван Сента и там фильм про гомосексуалистов и про любовь. И я помню, что я готов был заплакать. Это был 92 год. И сейчас я не могу вспомнить, что так сильно меня в нём затронуло – кроме того, что фильм талантливый, мощный. Да, иногда эти вещи непредсказуемы, а потом ты через год смотришь снова и не понимаешь, что же, какие струны в тебе это затронуло, просто иногда смыкается то, что внутри тебя и то, что в фильме происходит.

Г.П.: Вы как переводчик, какую литературу переводили?

А.П.: Я литературу практически не переводил, кроме двух книжек – Виктора Пампла и Рола Мея (ВПОЛНЕ М СКОРЕЕ ВСЕГО И Я СКОВЕРКАЛА НЕУМЫШЛЕННО ЭТИ ФАМИЛИИ- ИЗВИНЕНИЯ Г.П.)– это гуманистическая психология. У меня был другой спектр – от компьютерной тематики до алкогольной промышленной: про коньяк любил переводить,  словом,  от  виски и до супер-моделей. Переводил всё, что мне было интересно, в том числе и иногда про кино. Я помню, приезжал Эндриан Лайн и сын Набокова  с фильмом «Лолита» и я как переводчик с ними ездил работал — показывать фильм.

Г.П.: Я искала в интернете работу вашего отца «Человек и его работа», ведь вы сказали, что она очень важна для вас, но не нашла.

А.П.:Дело в том, что это публикация 78 года в журнале «Искусство кино» и она, по-моему, эти архивы давние они ещё не выкладывали, у меня просто работа есть в печатном виде.

Г.П.: Что вы взяли оттуда как  творческий человек?

А.П.: Я вот помню сейчас: папа пишет эпизод и там совершенно советский,  социалистический стих «И там  бурильщик в робе грубой, в шар земной вгоняет трубы». Отец, казалось бы,   даёт грубоватый образ,  но если вдуматься, то вгоняние километров труб в земную поверхность как работа бурильщика – дико интересна. Любое бытовое действие, немного отстранившись, можно воспринять как  практический опыт. У отца была невероятная способность  на бытовые вещи бросить новый взгляд, и они начинают играть  совершенно новыми красками – вот это то, чему я у него научился и продолжаю, наверное, учиться и дальше по жизни.

Г.П.: Почему вы отказались от рабочего названия «Последний день»?

А.П.: Это серое, замусоленное, невыразительно название, оно не несёт никакого в себе очага динамики. «Как я провёл этим летом» — самое первое название,  это вспышка,  возникшая,  когда я был ещё вначале сценария.

Г.П.: Почему вам важна была неправильность?

А.П.: Потому что как в любом стеклянном предмете, так и  в этом названии,  есть точка, по которой щёлкнуть и предмет рассыпается на мельчайшие осколки. Называется «точка напряжения» — вот в названии «Как я провёл этим летом» есть точка напряжения.

Г.П.: Вы говорите. что долго вынашиваете фильмы. Пользуясь вашими же фильмами, какой мыслью вы беременны теперь?

А.П.: Впервые беременен женской темой. Флобер говорил: «Эмма Бовари» — это я. А у меня всё только мужики были. Теперь впервые главной  фигурой окажется девушка. Я не пишу «на какую-то» актрису из всех мне известный актрис ни одна не виделась мне, пока я обдумывал, так что на главную роль будет открытый кастинг.

Г.П.: В магию чисел верите? «Как я провёл этим летом» вы снимали три месяца и столько же длится действие в картине.  Фильм «Мимоход» вы выпустили в 1997 году, «Хитрую лягушку» — в 2000, «Коктебель» — в 2003. единственная работа с периодом в четыре года – «Простые вещи» — в 2007 и снова через три года – ваш медеведеносный фильм!

А.П.: Вы сведения из интернета подчерпнули – тут маленькая неточность есть – мы не три месяца снимали, а чуть по-менее, но, можно и округлить. А объяснение простое – производственный цикл – от замысла до воплощения как раз цикл в три года и укладывается. Я пытался наверстать, но процесс не ускоряется.

Г.П.: Вам приходилось искать деньги самому на свои фильмы?

А.П.: Да, на «Коктебель» мы искали продюсера и здесь и за границей, пока просто не повстречались и Романом Борисевичем – с ним Боря Хлебников учился во ВГИКе. И вот теперь у нас не тандем, а скорее даже семейное бизнес, потому что отношения у нас очень доверительные.

Г.П.: Что вы делаете, чтобы голова не закружилась от успехов?

А.П.: Я крепко устаю от поездок, в ходе которых представляю картину. Действительно, настолько сильно чувствую усталость, что я как бы отстраняюсь от себя и отношусь к себе как к инструменту продвижения «Как я провёл этим летом».

Г.П.: Где медведи будут зимовать?

А.П.: У каждого из их обладателей. Один в Ярославле, где главным режиссёром театра работает Пускепалис, другой у Костомарова – в Москве или в Ростове, а быть может, курсировать между этими городами будет, а третий – в общежитии театра Современник, где теперь служит  Гриша Добрынин.

Г.П.: А вы видели черновую сборку «Я тебя люблю»?

А.П. (укоризненно-смешливо смотрит на Костомарова): Не показывали! Нет ещё?

Г.П.: Вы что предполагаете делать лет через пятьдесят?

А.П.: Буду ли я жив – вот в чём вопрос, понимаете ли! Дожить, ой, до 87 лет, это…наше племя не такое мощное, как…вот учитель моего отца – Агранович – ему уже больше девяноста лет и помнит наизусть массу стихов и сохраняет ясность ума! Я совершенно не уверен, что кому-нибудь из нас такое грозит — совсем другая закваска была.

Г.П.: На войне награды клали в жестяную кружку со спиртом. Как вы с мишками поступили?

А.П.: А мы – прекрасно. Медведя Паши я привёз из Берлина – Пашу не пустили – у него загранпаспорта не было. И мы замечательно его тут вместе с Расторгуевым обмыли.

Г.П.: Теперь, когда Владимир Путин руководит кино – как всё будет складываться?

А.П.: Это такой гигантский  вопрос,  что я отвечать могу несколько часов – очень тревожит эта ситуация! Старая система была несовершенна, но она работала и, благодаря ей, у нас есть целый ряд имён, дебютировавших в последние десять лет. Именно благодаря им  то. есть и системе их создавшей, российское кино знают сейчас,  что будет в новых условиях  и как она сможет работать– непонятно.

Ведущий американский еженедельник «Варьете» (издаётся с 1905 года; поддерживал и курировал создание таких фильмов как «Крестный отец» и «Ребёнок Розмари»), освещающий события в мире шоу-бизнеса, назвал фильм «потрясающим исследованием природы человеческой слабости». Мне же, как россиянке, хочется, чтобы картину посмотрело правительство. И спрятало смертоносные радиационные приборы подальше, чем Чукотка.

Галина Пилипенко, эксклюзивно.

Синефильское СПАСИБО  кинотеатру «Чарли» и лично Марине Варавка 

В сокращенном виде опубликовано в майском номере журнала «Собака — Рнд»