Алевтина Добрынина: Тем интереснее, потому что музыка сложная, у неё нет ясной ритмической основы, хореограф научила нас находить акценты и попадать в них: физически и ещё и репликами! Она проделала невероятную работу! Не было пустоты, танцев ради танцев, движение ради движения, получился фантастический, действенный видеоряд! Светлана Лапина тоже актриса и балетмейстер театра «У Никитских ворот», её мне рекомендовала дочь, мы посотрудничали и остались очень довольны друг другом. Галина Пилипенко: Про дочь, кстати, в фильме «Кука» мать играла Дина Корзун. Вы ревновали? Алевтина Добрынина: Нисколько! У них такой дружеский и теплый тандем сложился! Дочь попала в фильм случайно, этой роли вполне могло не случиться. Съёмочная группа 3 или 5 месяцев искали детей по разным городам и весям и была уже назначена девочка на эту роль. Но продюсер решила рискнуть и сделать пробы ещё раз. А я тогда играла в фильме «Врачебная тайна» и съёмки шли плотно: изо дня в день и я понимала, что некому привезти дочь на кастинг! И я эту идею оставила, решив, что, значит, не судьба. Но какая же интереснейшая эта вещь — судьба! Представляете, помещение, где мы снимали наши медицинские и людские перипетии, затопило!!! Снизу! Вода поднялась так, что возникла угроза замыкания электричества и кино-процесс остановился. И, чтобы нас не шандарахнуло током, нас отпускают домой! Это какая-то небывальщина!!!! И я переодеваюсь и решаю, что раз так получилось, то я должна Настю отвезти на кастинг, хоть бы к какому-нибудь времени, хоть бы и к концу дня!
Галина Пилипенко: Сколько лет ей было? Алевтина Добрынина: 6 лет и она как раз пошла в школу. Я приезжаю и вижу, что моя малышка копается в песке, я вытаскиваю чадо из песочницы и в таком расхристанном виде: с грязными коленями, сбившимся хвостом, то сюда, это туда, забираю. Настин брат под присмотром бабушки остаётся в песочнице, а мы едем, долго, в метро, причём и я перепутываю Сокольники и Сокол! А Настя ещё и комментирует: ну что ж ты, мама, завезла меня не туда! А у меня из за спешки всё сместилось и когда мы, наконец, прибыли на кастинг, мы оказались в очереди последними. А коридор заполнен девочками поразительной красоты! В бантиках, в платьицах, в рюшечках! И я задумалась: ну какая ж я мать — ехидна, ну позорище ж привезла! Ну раз уже мы тут, давайте, сыграем этюд — это условие кастинга. Всем детям давали деньги и они их считали и говорили: «Мы — богаты!». А дочке денег не досталось, последняя же. И я ей сгребла своих пятикопеечных и однокопеечных монет и десюликов и что-что из брошенных или оброненных денег с пола подняла. Высыпала ей в ладошку и сказала: «Насть, вот если ты посчитаешь все эти денежки, то мы на них, на все купим тебе мороженое. Надо только понять, хватает ли. Так что собирай». И дала ей целлофановый пакетик.
Она смекнула и дальше я увидела такую картину: она не села на стул! Она села на пол! А на стуле стала раскладывать свой денежный пасьянс: пятаки к пятакам, десюлики к десюликам, а когда сортировку закончила, посчитала, да как закричит: «Мы богатые! Хватает на мороженое! «. И с такой радостью и так убедительно, что я прям неловко себя почувствовала: как будто я не мама, а мать и сроду дитю мороженого не покупаю!
А на следующий день уже снималась сцена с Диной Корзун. Её прямо с поезда привезли знакомиться и играть сцену с девочкой и тут же ехать дальше. Мы не читали сценарий, мы ничего не знаем и я говорю:»Насть, мне бы подсказать тебе что-то, но я даже не понимаю о чём речь! Так что ты смотри, слушай, вникай и делай что можешь». И играть надо было сцену, где они заходят в салон и девочка плачет. Дальше мне Дина рассказывает: дочь ей говорит:»Дина, а если у меня не получится с первого раза заплакать, то давайте, как будто я к вам прилегла на плечо и заснула? «. Дина была в шоке! Она сказала: «Шести лет девочка предложила мне режиссёрское решение! Мне стало интересно и я поняла, что с этой девочкой у нас всё сложится». С тех пор они дружат, Дина помогла Насте подготовится в театральный институт: составляла программу, подбирала вещи, платья, туфли, понадарила ей всего. Дине очень хотелось, чтобы у Насти сложилась актёрская судьба. И они до сих пор близки и это очень хорошо, потому что талантливые люди должны быть вместе, объединять усилия и стремиться к тому чтобы из труд тела, души, исканий, придавал кому-то уверенности, настроения, надежды. Это очень тонкий строй и не каждый человек способен на это. Артистов очень много, но вот таких артистрв, которые как врачи, их по пальцам пересчитать можно,они всем своим нутром, невербально передают что-то такое, что помогает другому человеку укрепиться и бодро куда то идти и преодолевать трудности даже. Я Дину очень люблю и как человека и как актрису и как мать многих кино-детей. Галина Пилипенко: Вы когда в спектакле плачете перед алтарём, вы а) впечатлились, б) режиссёр велел, в) плачете по любому поводу. Выбирайте ответ. Алевтина Добрынина: Я могу заплакать в любой момент, это моя актёрская обязанность и решение режиссёрских задач. Но в спектакле у меня другая задача: сдержаться, а не заплакать. Когда я виду Домэ, сыновей, слуг, я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не дать себе слабину. Ведь на протяжении 2 часов ты видишь то, над чем слезами можно поосто умыться: детей своих, которые к тебе относятся как к постороннему человеку, мужчину, который тебя уже не любит, слуг, которые ничего не могут изменить. И когда ты проживаешь эти два часа, то в конце слёзы — это как выдох. Галина Пилипенко: Я тут подумала, что нарисованные постирушки на сцене это и воплощение представлений об Италии и символ бесконечного домашнего труда Филумены. Алевтина Добрынина: Да, бесконечного выстирывания и выбеливания того, в чём ты живёшь. Не хочется ж жить на помойке, хочется быть честной и благородной, достойной и это тоже твоё внутреннее бельё. И бельё внешнее — отношение с другими людьми, ведь каждый сосед обсуждает!