Алые паруса – синие небеса Анны Тарасенко
 Anna Tarasenko Другие берега 85х40.5 см/ холст, масло/2011 Эти слова Анны Тарасенко – о ее новой серии картин, составившей цельную, органично выстроенную экспозицию. Слова верные в отношении колорита – как цветового, так и лирического. Да, несомненно, автор трепетно читала Грина, Цветаеву, Гумилева. Вглядывалась в удлиненные силуэты героинь Модильяни, разгадывала этот цвет бутылочного стекла, сквозь который интерьер и портрет отдают атмосферой затонувшего корабля… И чересполосица белого – синего – алого, то вертикальная, то горизонтальная, все эти паруса-платья и фигурки-косынки – они тоже отражают пристрастие художницы к романтически гипертрофированным контрастам, к любови и крови, к чернилам, затопляющим соленую воду.  Anna Tarasenko Для Анны Тарасенко эта выставка – рубеж. Первая экспозиция в профессиональном пространстве художественной галереи, кстати, носящем простое и узнаваемое название. Галерея «Экспозиция» приняла под свои своды это событие – не просто выставку, а выставку-перфоманс, театрализованную импровизацию на темы тельняшек-моря-лета. Картины этой серии созданы художницей на одном дыхании, в сгущенном воздухе южного лета, и образно-смысловое единство созданного – плод такого цельного художественного порыва. Лето ушло, но память о нем сильнее утраты.  Anna Tarasenko Удочки 47х37.5 см/ холст, масло/2011 Исходной авторской метафорой живописного цикла стали цилиндры: картина «Путешествие в синих цилиндрах» служит ключом ко всему синэстетическому действу. Танец в цилиндрах (специально «выписанных» из Москвы), розыгрыш тельняшек с автографом художницы, щемящие, сочные мелодии аккордеона вовлекают зрителя в авторское переживание.
Надевая эти старинные, элегантные головные уборы, Он и Она словно бы уравнивают свои «я», устраняют границы своих внутренних миров в этом андрогинном единении-метаморфозе. Он и она почти неотличимы друг от друга и на картине: это словно близость до грехопадения, чувство брата и сестры, в котором восхищение перед открывшимися просторами вселенной заглушает любые тревоги и сомнения. Они отправляются в путешествие по собственным внутренним мирам, и море служит здесь вечным символом такого рискованного предприятия.
А название серии – как обманка. «Тельняшки», помноженные на грамматическое число, уводят нас куда-то на склад военно-морских или гражданских товаров, обещают массовое производство легонькой промышленности. Но художница стремительно нарушает наши языковые ожидания и погружает в мир, более всего далекий и от дурной бесконечности тиража, и от трикотажно-бытовой темы, и от фамильярного панибратства. «Тельняшки, или ушедшее лето»: если бы не уточнение, задающее ностальгическую ноту, этот романтический лейтмотив хрупкости красоты и любви, вовлеченных во временное измерение человеческого бытия, название экспозиции прозвучало б еще более обманчиво. Но автор не боится столкновения земного и метафизического, напротив, уютная и обжитая ткань тельняшки, что так близка телу, и дает образу столь мощный разворот: от теплоты обретения Другого в любви-срастании – к трудному знанию разлуки и томлению по морскому эдему. Символ моря как зова неизвестности и риска уравновешивается образом земной вещи, вмещающей теплый и обжитой мир. Море становится тем скрепляющим архетипом, который находит отклик в душе любого наблюдателя: слишком очевидно мы связываем с морем, тем более южным, весь комплекс эмоций любви, от «страсть» до «грусть». Мир Анны Тарасенко – это мир, в котором не умирал ни автор, ни персонаж, ни миф о художнике-демиурге. Совсем юная, вчерашняя студентка архитектурного института, она стала живописцем после постмодерна – и благополучно игнорировала его устало-цитатное искусство, которое еще на заре прозорливые игроки в бисер сами назвали искусством «истощения». Она не хочет знать о смерти историй и о том, что все «вторично». Ее «тельняшки» — это простые и первозданные человеческие истории.
И все-таки они рассказаны нам заново. С дерзкой, резкой даже интонацией. Угловатые силуэты, выразительные кисти рук, рыбы-глаза… Перед нами свежее, не обремененное никакой нарциссической рефлексией символическое письмо. Кораблик в руках персонажа говорит о надеждах, парус – о предстоящем пути, а цилиндры, искусно водруженные на головы путешественников – о состоявшемся путешествии на край собственного и чужого «я». Жанр портрета, столь активно разрабатываемый Анной Тарасенко, нередко создается в технике наложения: лицо его сливается с ее, фигура той, как фальсификация его очертаний, врастает в него. А глаз превращается в луну или солнце. Вот – парус, к которому юноша крепко прилажен, но вглядываешься, и понимаешь: за ним вырастает она, это она – его парус, обнимающий неслышно со спины, со стороны моря. В серии «Тельняшки» художница впервые осваивает портрет героя во весь рост, в то время как раньше ее мастерская изобиловала персонажами-лицами: чаще всего это были женские головные портреты, в которых автор в разных ракурсах и масках постигала собственное «я». Теперь художница вышла на построение цельного образа человека и, более того, драматизованных сюжетов с двумя персонажами. Налицо – выход за рамки субъективного самопогружения в пространство диалога. «Им принадлежит весь мир, они могут отправиться в любое плавание», — комментирует своих персонажей автор. Главное свойство этого искусства, явно призывающего нас еще раз окунуться в самый мощный миф прошлого столетья – модернистский – это искренность. Лаконичные композиции в базовых, лейтмотивных для серии тонах – красном и синем – вырастают в выразительные мизансцены, герои которых всегда он и она. Вся серия «Тельняшки», в сущности, – это раскадровка открытого сюжета любви, где одиночество зашифровано в остром рисунке его плеч, а счастье ловко схватывается в жесте почти братски-сестринского объятия влюбленных. Темперамент письма Анны Тарасенко обостряет все мыслимые оттенки любви, и потому в героях сквозит не только высокий романтизм, но и надлом, клоунада, грустный фарс. Театрализация – значимая черта стиля Тарасенко, она наследует романтической и модерновой парадигме театра как метафоры двойственности, сценической фантасмагоричности мира. Знание утраты как ироничный контекст лишает героев первоначальной простоты. Море, являющееся неизменной темой этих диалогов, встает за их спиной как манящий голубой зверь, оно открывается их взорам ускользающей полосой горизонта или же бликует, играя в прятки. Образ моря, как живущий в нем Протей, бесконечно переменчив, он так же подвержен метаморфозам, как переживания героев, постигающих нюансы первого чувства, призванного стать матрицей любви, шифром будущего. Анна Тарасенко втягивает зрителя в пространство синэстетическое, которое прошивается нитью наивных, но тонких и неожиданных стихотворных образов, созданных самой художницей как своеобразный постскриптум – а быть может, пролог – к ее полотнам. И прочитанных ее голосом. Та, которая создала этих хрупких, открытых морю и миру персонажей – взрослый и бесстрашный мастер. Мастер предельно наивный, который верит в создаваемые им миры. Но именно такому автору хочет верить зритель. Вера Котелевская |
